– Вы припарковались через дорогу от дома и следили за Николь, – продолжает он, откладывая ручку.

Я смеюсь. В ситуации определенно нет ничего смешного, но все настолько запутанно, что у меня невольно вырывается нервный смешок. Неужели мы с Марком и впрямь платим этому коновалу хорошие деньги?

– Если вы не заметили, я не могу ходить. Каким, черт возьми, образом я смогла бы вести машину посреди ночи и припарковать ее где-то?

– Лаура, мне кажется, вы не понимаете всей серьезности ситуации. Слава богу, Николь сообщила Марку, а не в полицию. О чем вы только думали? – голос доктора Хэммонда звучит жестче, чем я привыкла.

Невозможно, чтобы Марк поверил в этот бред. Не может быть, чтобы Николь так легко им манипулировала. Я так сильно трясу головой, что она начинает кружиться.

– Я не обязана слушать этот бред, – рычу я. – Марк, я хочу домой.

– На самом деле вам придется меня выслушать, – говорит доктор Хэммонд. – Я могу держать вас здесь столько, сколько необходимо.

Марк склоняет голову. Я не могу понять, направлено его раздражение на меня или на врача.

– Я сказала, что хочу домой, – повторяю я.

– Мы слышали тебя, Лаура. Но тебе необходимо прислушаться к доктору Хэммонду. Что ты помнишь о прошлой ночи? – у Марка срывается голос, когда он говорит.

– Ничего, – честно отвечаю я. – Мы легли спать почти в одиннадцать, и я проснулась сегодня утром, когда прозвенел твой будильник.

Марк закрывает лицо руками. Это явно не тот ответ, которого он ожидал, но я уверена, что это правда.

– Вы хотите сказать, что не совершали тот отвратительный и неприличный звонок Николь? – перебивает доктор Хэммонд.

Его голос удивительно настойчив. Он должен был помогать мне справиться со стрессом из-за потери подвижности ног, но сейчас он больше напоминает главного детектива, выуживающего информацию из подозреваемого.

– Я ничего не хочу сказать вам. Я говорю со своим мужем. Марк, милый, ты же меня знаешь. Я никому не звонила.

Я заглядываю глубоко в серо-голубые глаза Марка:

– Я ей не звонила.

– Но ты позвонила мне, Лаура. Как ты можешь просто сидеть здесь и отрицать это? – шепчет Николь, в уголках ее глаз собираются слезы.

Марк подается вперед и обнимает ее трясущиеся плечи. Черт возьми, она хороша. Выступление, достойное чертова «Оскара». Мой муж ест с рук этой лживой стервы.

– Как ты не видишь, что она все выдумывает? – умоляю я. – Марк, почему ты веришь ей, а не мне?

– Потому что доказательства здесь, – говорит он, швыряя мой телефон на стол с такой силой, что его задняя крышка отваливается.

Соленые слезы обильно струятся по моему лицу, но Николь могла бы составить мне серьезную конкуренцию. Она завывает как маленькая потерянная сиротка. Доктор Хэммонд достает платочки из коробки, стоящей на подоконнике, и протягивает их нам обеим.

Я без устали пытаюсь доказать свою невиновность, но борюсь в битве, которая уже заранее проиграна. Они все решили еще до того, как я вошла в кабинет, и ни один из них не на моей стороне.

Наконец, когда я окончательно вымотана и теряю способность спорить дальше, я презрительно бросаю Николь извинение. Я выхватываю рецепт на снотворное, принимать которое у меня нет ни малейших намерений, из рук доктора Хэммонда и сердито запихиваю его в свою сумочку. Чувствуя себя совершенно униженной, я умоляю Марка отвезти меня домой.

Николь лучезарно улыбается: она даже не пытается скрыть своего удовлетворения. Мой муж и мой врач теперь подозревают, что я не в своем уме, а Николь получает еще больше власти над Марком и моими детьми. Эта женщина опасна, и я единственная, кто это видит.