– Вам ли не знать, достойный Прохор Петрович, – засмеялся Деррик, – что любой рынок – это всего лишь люди, и двигает ими психология, часто примитивная. Подыгрывая человеческому тщеславию, жадности и глупости, можно создать любые запросы, а потом и назначить их стоимость. Даже на утилитарные вещи цена нередко зависит от биржевых, другим словом, интуитивных настроений. Зачем говорить про субстанции эфемерные, которые нельзя измерить в баррелях или тоннах? Картина будет стоить столько, сколько я за нее буду платить. Или такие, как я, и нас не очень много. И тогда шедевр великого Клода Моне может стоить значительно меньше, – мистер Деррик на мгновение задумался, – например, какого-нибудь кислотного портрета Энди Уорхола.

– Так это плохо, наверное? – спросил Вячеслав Станиславович.

– Почему же плохо? – удивился Деррик. – Наоборот очень даже хорошо.

– Я что-то тоже не пойму, – признался Прохор Петрович, – запутали вы нас совсем. Что же хорошего в том, что бездарные картинки стоят дороже шедевров?

– Так это они для богатых дураков стоят дороже. Разве умный человек отдаст сотни миллионов за детские рисунки? – Мистер Деррик с недоумением смотрел на своих потенциальных партнеров по бизнесу.

– Но как же удается убедить состоятельных, а значит, не совсем уж глупых людей выкладывать такие суммы за… – Вячеслав Станиславович замялся.

– За полную ерунду, – подсказал мистер Деррик.

– Да, если мягко выражаться, – согласился Вячеслав Станиславович.

– Дело в том, – Деррик откинулся на спинку стула и закинул ногу на ногу, – что в каждом обществе живут несколько разных обществ, которые пересекаются, но не проникают друг в друга. И главное различие в них не деньги, не принадлежность к властной элите, а интеллект и глубина восприятия окружающего мира. Соединяются они редко, только во времена общих крупных радостей или больших страхов. А в обычной жизни у каждого из них свои развлечения, своя культура, свои смыслы. Если сказать совсем упрощенно, то одни воспринимают все вокруг на уровне рэпа и детского рисунка, а другие на уровне Моцарта и Теслы. Конечно, есть и промежуточные варианты. Но большинство воспринимает все вокруг как раз на уровне незамысловатом. Не только живопись, но и музыку, и литературу, и бизнес, и политику, и гастрономию. И сами отношения между людьми. Да и вообще всё. Ну что же делать, если они такими рождаются?! – развел руками мистер Деррик. – Они же в этом не виноваты!

– А как же образование? – спросил Вячеслав Станиславович. – Оно же и призвано сглаживать некоторое интеллектуальное неравноправие.

– Бросьте, – махнул рукой Деррик, – никакое, даже самое блестящее, образование не сделает умного из дурака! В лучшем случае начистит его до блеска. Поверьте, глупых людей заметно больше, чем принято мыслить, потому что даже многие из тех, кто кажутся умными, на самом деле глупцы.

– И что же с этим делать? – поинтересовался Прохор Петрович.

– А зачем с этим что-то делать? – пожал плечами Деррик. – Это просто часть нашей жизни. Чем проще человек, тем примитивнее идеалы ему нужны. Сложных он просто не поймет, посчитает ненужной глупостью, да еще и обидится. Но если человек не глубоко чувствует, это не значит, что он не хочет быть причастен к чему-то великому. И тогда ему предлагается то, что он способен воспринять, например, «детские» рисунки Анри Руссо. Но какой смысл в «детских» рисунках, которые ничего не стоят? Другое дело «детские» рисунки за несколько миллионов долларов! К ним невольно возникает уважение.

– То есть вы придумываете бессмысленные «шедевры» и зарабатываете на дураках? – догадался Вячеслав Станиславович.