Женщины вышли из дома и втроем за Ванькой-конюхом отправились к самому большому жилому строению в деревне.

В этой части поселения Елена еще не бывала. Сейчас перед ней предстал освещенный несколькими факелами вдоль забора самый настоящий двухэтажный терем с красивыми резными окошками. Небольшое, но почти величественное на фоне остальных, здание с высоким цоколем, на котором установлены деревянные столбы под крышу, создавало ощущение защищенности и представительности. На первом этаже всего два низких окошка по бокам от крыльца, лестница сразу на второй этаж, а крыша напоминает шатер. Заглядевшись, Лена чуть не упала, споткнувшись о камень.

Вопреки ожиданиям, ведуний повели не в теремную часть жилища и не в баню, а… в хлев. Женщины недоуменно переглянулись.

Вошли через приоткрытые ворота в скупо освещенный внутренний двор, тут же подскочил еще один служка, перехватил факел у Ваньки и отослал того прочь. Провел ведьм к клетушке, откуда раздавались тихие стоны и всхлипы. Приоткрыл калитку и чуть посветил внутрь. Взору пришедших открылась грустная картина. На соломе, среди каких-то тряпок, в одиночестве металась в полубреду маленькая женщина с грязным, покрытым бисеринками пота лицом. Руки ее терзали сухие стебли травы, царапали бревна тесной клети и поилку с остатками воды.

– Матушка Яра! – тонкий детский голосок прорезал ночь, заставив всех вздрогнуть и начать действовать. Яромира и Елена обернулись и увидели Анюту, бегущую к ним с ведром воды. Ведро шаталось и скрипело, обливая босые худые и все в синяках ноги девчонки. Лена сжала зубы, чуть пошатнувшись. Не привыкла она к таким картинам, ох, не привыкла.

– Что с сестрой? – спросила Яромира, стараясь не тратить время.

– Крови сильные, упала в обед, и началось почти сразу!

– В обед? – ахнула ведьма, – что ж сразу не позвали?

– Так этот… сказал не надо, бабы, мол, как кошки, отлежится и пройдет. Переносить запретил, чтоб в доме не пачкала.

– А что ж не в баню хоть?

– Так она новая, жалко ему!

– Ирод проклятый, – подала голос Ульяна, уже присевшая возле мечущейся в бреду Росавы, – а почему она упала-то?

– Не знаю, – девочка поставила ведро и всхлипнула. – Я сегодня коз бегала пасти, одна отвязалась и я ее искала долго, а когда вернулась Росавка уже здесь лежала, стонала, но меня узнала, а теперь…

Девчонка не выдержав, зарыдала, пытаясь кулаком зажать себе рот. Лена притянула ее к себе и обняла, чуть ли не скрежеща зубами от возмущения.

– Матушка, погляди-ка, она горячая и вся в синяках, – Уля подозвала Яромиру.

– Ах, ты, ж, сдёргоумок треклятый! – воскликнула женщина в сердцах, и сухая солома взвилась в воздух, закручиваясь по спирали. Ведьма встала на колени перед лежащей женщиной и принялась прощупывать живот.

– А сам-то он где, скаредный ваш фетюк? – спросила она спустя некоторое время.

– Так наверху, – ответила Нюта, – говорит, не мужское это дело, бабы, мол, сами разберутся.

Женщины вновь переглянулись. И тут Елена ощутила довольное шевеление Тьмы внутри. Та, словно черная кошка, потягивалась, просыпаясь, унюхав вкусное лакомство. Выпускала уже свои коготки-щупальца, разминаясь, хищно блеснули глаза. Ульянка, первая заметившая перемену во взгляде Лены, дернула за подол Яромиру, молча, одними глазами показывая на девушку.

Матушка Яромира встала, и, подойдя к служке, все это время молчаливой тенью стоявшему за спинами Елены и Анюты, непререкаемым тоном сказала:

– Иди-ка ты, милок, к хозяину. Скажи, матушка что сможет – сделает, но шансов мало.

Анюта при этих словах округлила глаза и, вырвавшись из теплых объятий Елены, метнулась к стонущей сестре.