– Знаешь, Митя… Это так хорошо, что мы с тобой встретились, – тихо говорит Маша. – Ты для меня стал, как… солнышко. Спасибо тебе.
– Да ладно… Не за что, – бурчу я и чмокаю её в лоб. – Ты, главное, поправляйся скорее.
– Надо… – вздыхает она. – Надо ещё денег где-то взять на дорогу. Я ведь всё отправила тётке для Егора. Себе оставила только за квартиру отдать. Могла бы у дяди Сурена попросить, но он и так уже мне на лекарства потратился.
– Маш… С деньгами разберемся. У меня теперь есть.
– Митенька, они ведь тебе самому нужны. Надо что-то другое… Я, может, ещё смогу пару раз… когда поправлюсь. Всё равно с кем. Лишь бы заплатили.
Как она это говорит! Кажется, я теперь понял, что значит говорить горько.
– Нет! – сам удивляюсь своей резкости. – У меня тебе на дорогу наберётся. Хватит тебе…
– Митенька… – притягивает меня к себе и целует. – Я за тебя молиться буду. Правда! Когда в Грозном было совсем страшно, я всегда молилась.
– Маш, а как ты оттуда выбралась?
– Это было какое-то чудо. Однажды во время обстрела я схватила брата и ещё одного мальчишку-чеченца и потащила их в подвал. А снаряд, уж не знаю чей, как раз в наш дом угодил. Тогда было непонятно, с какой стороны обстреливают. Нас завалило. Не так чтобы сильно, но если бы я на мальчишках не лежала, то не знаю, что бы с ними было. Через сутки как-то откопалась. Рук не жалела. Выползли мы, а вокруг чечены. Повели нас куда-то… Страшно! А мальчишка-чеченец исчез. Потом уже у них, в каком-то доме, подходит к нам с братом один чечен. Бородатый, страшный… А мальчишка-чеченец рядом с ним, ему на меня показывает и что-то говорит по-своему. Их языку, живя в Грозном, я ведь так и не выучилась. Чечен подходит, называет меня сестрой и говорит, что я спасла его племянника. Благодарит… А потом тащит за собой, сажает в какую-то машину-развалюху, и мы едем. В общем, привёз нас почти на границу Чечни, высадил и говорит: «Беги отсюда, сестра. Спаси тебя Аллах!» Махнул рукой, в какую сторону идти, и мы пошли. Вот так…
– Маша, а зачем ты сюда приехала? Разве там, где живёт твоя тётя, нельзя было работать?
– Егорку поднимать надо. Кроме меня, у него нет никого. Тётка, а вообще она даже не тётка, а дальняя родственница матери, согласилась, чтобы он у неё пожил, но только с деньгами. Им ведь там тоже не сладко – одним огородом живут. Вот я и решила поехать заработать. Понарассказывали, что тут можно и в санаторий устроиться, и ещё работу сиделкой брать. А вышло… Дурой я оказалась, Митя. А с тобой мне повезло. Что бы я сейчас делала без такой няньки? – она наконец улыбается и опять тянет меня к себе. – Я обязательно буду за тебя молиться!
Перед очередной поездкой с дядей Суреном захожу к Пашке переодеться.
– Павлуха, где там мои деньги? Хочу посмотреть, сколько там накопилось.
Вынимает и даёт тонкую пачку перетянутых резинкой купюр. Считаю.
– Я их заберу, – и прячу всю пачку в карман.
– Как? Ты что, уже ехать собрался?
– Да нет. Надо тут помочь одной…
– Димка! Ты снова помогаешь, а потом…
– Угу. Помогаю, только, понимаешь… – и вдруг неожиданно для себя рассказываю ему всё. Всё! Даже про отношения с Машей.
Пашка молча слушает, только головой иногда покачивает.
– Ну а сам-то ты как? Ты же после десятого к отцу собираешься?
– Конечно, собираюсь! Не волнуйся! Наверно, успею заработать. Я постараюсь!
– Слушай, а может и я с тобой? Вдвоем больше ведь получим. Ну чтоб ты точно набрал на дорогу.
Ну вот… Когда уеду, о ком точно буду жалеть и вспоминать – так это о Пашке. Права Маша – повезло мне с другом!
– Ладно, посмотрим. Сейчас главное – Машу отправить.