Магдалена широко раскрыла глаза, Слов не было.

– Какая квартира, Иоганн? У нас две комнаты, нам самим жить негде.

– А чулан? Там можно поставить кровать и тумбочку, а столоваться он будет в нашей кухне. Ты его и не увидишь. Он с утра до вечера в оркестре и только ночевать будет у нас. Пару монет нам помешают?

Интересно, это вопрос или утверждение. Магдалена только разводит руками. Хочется сказать многое, но так, чтобы не обидеть Иоганна. По глазам его заметно-он уже пропустил стаканчик»за знакомство» и теперь только и ждет как улизнуть. Будь что будет…

– Не понимаю-есть Рисы, Зимроки, Саломоны, есть Рейха, но ты выбрал вот ЭТО! С тобой

уже никто не хочет связываться.

Иоганн замер. Он не знал, что ответить. Кричать на жену при госте и двух детях не хотелось и он лишь молча замахнулся на жену.

– Мама!

Этот родной голос из соседней комнаты вернул обоих супругов к действительности. Оба бросились в большую комнату. Людвиг орал, забравшись под клавесин, а новый дружок мужа тростью старался»выковырять» малыша из-под инструмента. Пфайфер зло стучал кулаком по инструменту.

Ма-ааа! -верещал Людвиг.

Магдалена схватила сына на руки и, прижав к себе, закричала:

– Оба-вон!!

– Пошли, она скоро успокоится, -спокойно, как ни в чем не бывало, произнес Иоганн.

Пфайфер облизнулся, разворошил нечесаные волосы, став еще отвратительнее, и поспешил за

другом. Со смехом и гоготом оба скатились по лестнице.

– Он дурак? -наивно спросил Людвиг.

В глазах матери улыбка.

– Что-то в этом роде. Иди поиграй, а я займусь Каспаром.

Вот это дело. Людвиг мгновенно забывает горести. Через мгновение он уже висит на шее двенадцатилетней Цецилии. Та старается сбросить сорванца с себя, но это непросто, Людвиг мертвой хваткой вцепился в шею девчонки. Та верещит, но не сдается. Людвиг даже ухитряется одной рукой держать деревянный меч. Им он разит великанов и колдунов. На

какое-то мгновение Магдалена забывает о печалях, все так просто, радостно, прохладный весенний ветерок нежно обдувает ее волосы, холодит горячие щеки, дышится легко и

свободно. Пусть играет хоть несколько минут. В его жизни будет много горя, пусть хоть детство будет безоблачно.

Уже к вечеру начинается урок.

– Вот это гамма… простая гамма, -назидательно произносит Тобиас, но Иоганн прерывает его.

– Это все он уже знает. Читает по нотам долго, но верно. Давай…

Отец ставит перед Людвигом давно знакомую мелодию, которую он знает и которую

он может проиграть наизусть, но, памятуя о подзатыльниках, делает» умное» лицо и, вперив взгляд в ноты, проигрывает эту дурацкую мелодию.

– Да… -задумчиво изрекает Тобиас._Расстановка пальцев никуда не годится, темп…

Он кривит губы, поглядывая на Иоганна.

Отец на этот раз на стороне сына.

– Мелочи, при сноровке и опыте это придет. Скажи-у него есть талант!

– Безусловно. Старых мастеров ему не показываешь?

– Нет, фуги и прочая заумь ему пока не по плечу. Пусть приучается к дисциплине.

Людвиг доволен. Хорошо, если таким будет каждый урок.

4

Людвиг уже довольно взрослый и уже прекрасно понимает разницу в сословиях. Есть простые люди: пекари, кузнецы, крестьяне. Есть люди повыше: таких называют «господа».

Господин капельмейстер, госпожа советница, господин бургомистр. Таким людям на улице надо кланяться не очень глубоко, но с почтением. С священником можно раскланяться особо почтительно и называть его следует: «господин кюре» или даже «ваше преосвященство».

Вот кто они-музыканты? Людвиг уже слышал простое и краткое слово-«челядь» Челядь это повара, лакеи, и они, музыканты. Кто-то им кланяется, кто-то проходит и одаривает лишь кивком головы, кто-то вообще не замечает их существования. Вот сейчас Людвиг стоит посреди улицы и смотрит снизу вверх на приятного чистенького старика в приглаженном парике, приятном сереньком кафтане из-под которого выглядывает белоснежный воротник и