– Сася…, Сася…! Вот…, вот оно, вот оно счастье быть женщиной! Мой господин, мой господин, я сейчас сойду с ума!

– Если бы так могло произойти, если бы ты только пожелал и смог забрать меня к себе, забрать меня с собой. Всё что мне нужно, это лишь немного еды и циновка, постелить на пол, чтобы только быть рядом с тобой, чтобы служить только тебе. Ты оценишь мою покорность, и я не доставлю тебе хоть сколько-нибудь хлопот. Мой добрый господин, если бы ты только знал, что значит моя жизнь, как я живу, чем же прогневала я небеса, а теперь, чтобы ни произошло и ты, вдруг отвергнешь меня, я больше туда не вернусь. Более ни одному мужчине я не позволю прикоснуться к себе, разве что, если только после того, как убью себя. Мой господин, Сася, мой господин, забери меня к себе. Спаси меня. Господи, смогу ли я хотя бы надеяться на это, разреши мне хотя бы говорить об этом, хотя бы подумать об этом, разреши мне немного побыть счастливой, мой добрый господин.

Её глаза, словно две черные маслины были полны слёз, что крупными бусинами падали на волосы и лицо капитана, сдерживать которые, она была уже не в силах. Всё, что говорила Тай-Тикки, для Рейнгхарда слышалось лишь скоротечным набором звуков непонятного чужого языка.

– Сася…, Сася, – не переставая, произносила она, и голос куда-то всё отдалялся и отдалялся, становился тише, обрастая продолжительным эхом.


***


Ослепительный луч солнца ударил в глаза Рейнгхарда. Он отчётливо слышал привычный, каждому городскому человеку шум улицы большого города. Его слух улавливал движение машин, многочисленные шаги пешеходов, звонки трамваев, хлопанье дверей, голоса и смех людей, свистки регулировщиков и крики продавцов газет, рекламирующих свой товар кратким пересказом последних новостей. И вот среди всего этого, до него донёсся отчётливый голос человека, располагавшегося в непосредственной близости:

– Скажи мне, дорогой Отто, ты считаешь, что она счастлива? – спросил Генрих Браумбергер, однокурсник Рейнгхарда и давний друг ещё со школы в Шлезвиге.

– А…? Что? – протирая глаза, спросил Рейнгхард, удивлённо уставившись на своего друга, взявшегося невесть откуда.

Генрих протянул ему белоснежный платок:

– Вот…, возьми мой платок. Очевидно, что тебе в глаз попала соринка или песок. Ненужно тереть руками.

Рейнгхард осмотрелся. Взгляд остановился на его жене Саше, которая с непередаваемым восторгом обсуждала что-то, держа в руках кучу национальных флажков и каких-то листовок, стоя в окружении многочисленных молодых женщин и юношей и явно имея лидирующее превосходство среди собравшихся молодых людей. Браумбергер и Рейнгхард сидели в летнем кафе, наслаждаясь свежим пивом в тот летний жаркий день. Повод провести время был как никогда важный. В одном квартале от кафе находилась швейная мастерская, где, дожидаясь своих владельцев, на вешалках висели два новеньких кителя офицеров Кригсмарин, с первыми боевыми наградами и опознавательными знаками выпускников школы, где готовили подводников для германского флота возрождённой Германии Адольфа Гитлера. Он сделал глоток и посмотрел на Генриха.

– Мне кажется…, кажется, что да…, она счастлива, – ответил Отто не совсем уверенно, – Она молода, есть семья…. Чего же ещё нужно женщине?

– Отто, Отто, дорогой мой друг, ты идеализируешь ситуацию. Да не семья тут главное…, неужели ты не видишь? Фюрер…, она живёт и дышит им, как и все остальные.

– Прекрати, Генрих, – оборвал своего друга Рейнгхард, сжав руки в кулаки до белых костяшек, – Я ничего не хочу слышать. Мы только что получили назначения, теперь в наших руках судьбы людей. Пусть не самые лучшие, но всё же, подводные лодки, грозное оружие и доверие, чем я так дорожу. Наша карьера успешно развивается, и нет ничего глупее, чем подобными рассуждениями о политике вбить кол в свою карьеру и жизнь.