В его сознании всплыли слова предложения, произнесённые военным атташе о девочке или мальчике в утешение уставшему солдату фюрера. С крыльца донёсся звук подвешенных колокольчиков «Голос ветра». От дерева, возле которого остановился Рейнгхард, было хорошо видно, что входная дверь во флигель приоткрыта.

– Браво, господа! Однако как оперативно сработано, – усмехнувшись, произнёс про себя капитан, – А интересно, девочка там или мальчик? Неужели я вызываю сомнения в предпочтении. Ну-ну, посмотрим, насколько вы всё про меня знаете.

Однако сильное волнение охватило капитана. Он, не торопясь поднялся по небольшому крылечку и, толкнув дверь, вошёл в комнату.

Из движущегося в комнате был всего лишь дым от ароматных палочек, запах которого распространялся даже за пределами флигеля. Вся обстановка была далека от привычных для глаза европейца борделей Гамбурга или Роттердама. Вместо граммофонного джаза всё так же звучали висевшие снаружи колокольчики вперемежку с завываниями ветра и шумом дерева, бившего ветками в окно и шурша по крыше. К дыму ароматизированных палочек примешивался довольно странный запах, исходивший от горевших свечей, выполненных в виде цветков кувшинок. Рейнгхард задержал дыхание, но дым, как будто змеёй заползал в ноздри, от чего у него немного закружилась голова, а на висках выступила испарина. На полу располагался низкий столик с набором маленьких чашечек, сосудом и чайником, вазой с фруктами и орешками, какими-то другими яствами в вазочках и сложенными треугольником полотенцами. Перед столиком лежали две тростниковые циновки. Голос ребёнка, произнёсшего что-то на непонятном языке, оторвал взгляд капитана от стола. Чуть в стороне на полу, покорно опустив голову на грудь, сидела девушка, сложив маленькие руки на бёдрах. Он видел лишь убранные, чёрные волосы, собранные на голове и заколотые длинными деревянными спицами. Она была в шёлковом кимоно, на котором были изображены танцующие журавли, с завязанным в необычный бант на спине поясом.

Рейнгхард осмотрелся, привыкнув к полумраку, не торопясь снял с себя тяжёлый плащ- пальто и фуражку. Девушка подняла руку, в которой был маленький колокольчик и, прозвонив в него два раза, подняла лицо, посмотрев в глаза капитана. И тут она улыбнулась. Нет, она не затмевала Солнце, не сражала на повал, она улыбнулась так, как не улыбалась никогда в своей мало-мальски повзрослевшей жизни. Это была улыбка от состояния огромного счастья как будто при виде родного человека, самого ожидаемого и желанного близкого и нет в мире никого роднее и ближе. В какие-то секунды она благодарила провидение, предоставившее ей возможность видеть этого человека, находиться в непосредственной близости от него, дышать одним воздухом или не дышать вовсе. Мгновения душевного ликования в один миг сменил стыд за свои переживания, и она закрыла лицо руками лишь бы скрыть своё состояние, объяснить которое было невозможно. Состояние Тай-Тикки можно было сравнить с восторгом ребёнка, подростка или взрослого человека, который вдруг, после долгой разлуки с родителями, близкими или любимыми, выхватывает глазами из общей толпы это, одно единственное лицо и весь остальной мир с его суетой уже не имеет значения. Собственно, исчезают любые препятствия, как техногенные, так и природные. Испытывая непреодолимое желание достичь расстояния вытянутой руки, и хотя бы прикоснуться друг с другом.

Рейнгхард инстинктивно облизал вмиг пересохшие губы. Перед ним был совершенный подросток, японская девочка с красивыми грустными глазами и ангельским смуглым личиком с лёгкими следами белил. Приложив руку к груди, она произнесла на японском языке, стыдливо опустив голову: