Я снова вернулся в цех к воспоминаниям о журналистах. Да, линия встала. Последняя бобина записанной ленты, сделав по инерции несколько оборотов, остановилась. Тахосы, проглотив из бункера последнюю порцию чистых аудиокассет, затихли. Наступила пугающая тишина, обычно говорящая только о неисправностях в работе линии. В этот момент фотограф вдруг неожиданно появился рядом со мной. Без разрешения и церемоний, он взяв меня за левую руку и, слегка дёрнув к себе, быстро сказал:
– Можете поставить это туда – сказал он, показав сначала на бобину с магнитной лентой, а потом на звукозаписывающий слэйв.
Движение и повелительный тон фотографа мне совсем не понравилось. Отдёрнув руку, я посмотрел ему в глаза. Его глаза смотрели сквозь меня и что-то пытались уцепить. Я вдруг увидел за ними сложный вычислительный процесс, которому я не должен был, не хотел мешать.
– Человек-работа, – заключил я про себя.
Мне нравятся такие люди. Мгновенная симпатия к фотографу сразу выключила секундой раньше возникший порыв агрессии.
– Да, КОНЕЧНО, я могу сделать это, – сказал я.
– Я делал это миллион раз, работая днём, ночью, в выходные и праздничные. Я мог бы поставить эту бобину даже с закрытыми глазами, – эта длинная фраза прокрутилась в моей голове за долю секунды, но наружу выскочило лишь только необычная тональность слова «КОНЕЧНО».
Фотограф присел на корточки и скомандовал мне.
– Давайте!
Я быстро зарядил ленту. Фотограф сделал несколько снимков, и они ушли. Работа снова побежала в анаэробном режиме. Я больше ничего не помню. Нет, нет, помню. Уже много позже, когда вышел номер этого журнала, Катя, менеджер торгового отдела, сказала мне, что она видела журнал у директора. Там статья про нашу фирму. И в этой статье моё фото, очень интересное, как будто у меня вокруг головы нимб. Ее слова показались приятными. И я решил сразу же пойти к директору, чтобы самому увидеть номер этого журнала, но почти сразу, чёрный панасоник с большой антенной, напоминающий кончик копья, снова зазвонил. Звуки этого чёрного телефона, как ведро холодной воды, вылитой мне разом в лицо, смыли все мои гламурные мысли и вернули в трудовую реальность. Выходя из торгового отдела, я уже забыл все, что сказала мне Катя. Получается вчера, своё фото в журнале я увидел первый раз. Да, это удивительно, что моя память смогла реанимировать эти почти мёртвые воспоминания, и именно почему-то в контексте ночного кошмара. Только зачем? В голове продолжали крутиться образы из прошлого. Общение с бандитами, милицией, командировки, трудные рабочие моменты. Во всех этих эпизодах я лихо уворачивался от уже, казалось бы, неминуемого столкновения, или находил нестандартное решение.
– Это классно, – подумал я про себя, мысленно вяло похлопав в ладоши, аплодируя не то своей памяти, не то тому, что когда то я был «большой молодец».
Понятно, откуда ассоциация с нимбом, что ещё рефлектор, гомункул. Все, больше ничего… ещё усталость. Само воспоминание об этом времени вызвало сильную усталость, и я снова решил лечь в кровать. Алиса показывали 5.30.
– Для сна 30 минут. Мало, а для того, чтобы подремать, даже много. 30 минут сладкой дремоты – это просто здорово, – сказал я про себя, закрывая глаза.
Да, это было трудное время, но почти сразу за ним как награда, в длиной, изнуряющей гонке, наступило совсем другое. Свобода. Интересная, насыщенная жизнь. Работа перестала истощать, она стала просто красивой частью моего «внутреннего интерьера». Игра в большой теннис после обеда, отпуск на островах. Много разных интересных людей. Перед моими глазами, мелькали завораживающие картинки из моей прошлой жизни, но все они казались нереальным, как будто я смотрел сказку о светлом и богатом, о добром и большом. Все дальше я уходил от первопричины своего ночного вояжа во времени. Дрема и усталость, навалившаяся на меня из прошлого, медленно погружали меня снова в темноту. Нечёткие образы, которые я только что снова оживил, мелькали и сливались в какую-то пурпурную картину, подмешивая образы ночного кошмара, которые, как оказалось, ещё не исчезли. Плавно и приятно я тонул в этих ярких ассоциациях, которые меня больше не тревожили. Но в этом пурпуре вдруг стали появляться тягостные нотки из настоящего. Серая сырость, переплетённая с тревогой. Кусочки этих различных по своей природе и времени образов между тем стали складываться в один, становящийся уже понятным и узнаваемым пазл. В этом водовороте, красок, образов, звуков и ощущений, стали проявляться контуры моего лица. Я вдруг увидел себя, даже не себя, а какую-то схему себя. И в этот миг я услышал звук, как будто бы кто-то нажал кнопку «Пуск» на компьютере. Этот звук резко вырвал меня из дремоты, и я открыл глаза. Алиса показывала 5.55. Наверное, пора вставать. Через пять минут сработает будильник. Он может разбудить жену и дочь.