Говорю же, повезло.

Теперь сижу на веранде, оглушенная удачей, и строю дальнейшие планы. Надо выбраться за пределы закрытого поселка и не попасться в лапы охране. А потом и в лапы синдиката. Мне, как наследнице Андреаса Леоне, не положено являться на территорию чужой ветви без приглашения. Так что, пока не покину земли синдиката, не будет мне покоя.

До ближайших соседей далеко. С одной стороны залив, с другой лесопарк. Элитный поселок окружен высоким забором с камерами наблюдения и несколькими пунктами охраны. Послеобеденная разведка ничем не порадовала, я не нашла места, где можно перебраться через стену, трехметровую с колючей проволокой сверху, и при этом не попасться патрулю или на камеры.

В академии скоро обнаружат мое отсутствие, однако тревогу не поднимут, ведь для их репутации побег ученицы – это большой удар. Искать меня будут люди отца. Опять же, не поднимая тревоги, чтобы не навредить репутации семьи. Для поиска на территории центральной ветви отцу придется заручиться разрешением Вилема Романи, а за это время я изменю внешность и уберусь подальше отсюда. Начну новую жизнь. Найду работу, хоть какую, мне все подойдет.

Скажу честно, я надеялась, что одна из подруг сбежит вместе со мной. Вдвоем было бы легче. Однако никто не захотел. Многие мечтали о побеге, но со временем сдались. Большинство сдаются. А может, и не сдаются, а просто забывают о свободе. Или теряют способность мечтать, ее вытесняют вдолбленные в нас правила.

Внезапно раздается треск ветвей. Приподнявшись, вглядываюсь в окружающий веранду лесопарк. Наверное, это олень. Или птицы с белками шуршат в кустах. Случайных прохожих здесь быть не должно. Охрана не пропустит гостей без разрешения, да и они приехали бы на машине или приплыли на лодке, и хозяева тоже.

К треску ветвей добавляются быстрые шаги и надрывное дыхание вперемешку с… плачем?

Вскочив, хватаюсь за перила веранды. Скрыться в доме успею, но следы не замести. Я не ожидала вторжения.

Теперь уже явно слышу женский плач и отрывочные слова запыхавшейся молитвы.

Навстречу мне хромает молодая женщина. Истерзанная, вся в крови. Из-под разорванной кофты виднеются покрытые синяками и царапинами руки. В спутанных волосах застряли листья и сучки. По левой руке, прижатой к ее боку, стекает кровь, капает на покрытую сосновыми иглами землю. В правой руке большой сверток, который она прижимает к груди.

– Вы ранены! Кто вы? Вам нужна помощь…

Не успеваю договорить или сойти с крыльца, как слышу ее запыхавшееся: «Нет!»

Несколько секунд она молча смотрит на меня, и постепенно отчаяние в ее глазах сменяется надеждой. Спутанные волосы не позволяют полностью разглядеть ее лицо, но я замечаю опухшую скулу и кровоподтек на лбу.

Вздохнув, она кивает, как будто принимает решение. Постанывая от боли, наклоняется и кладет сверток на землю. Ее бледное лицо застывает маской боли и отчаяния.

Я снова пытаюсь к ней подойти, но она машет рукой, не подпуская ближе. Подошвой стирает с земли свои следы, засыпает их листьями и сосновыми иглами.

– Они уже близко и не успокоятся, пока не найдут меня. Мне от них не спастись, но они не знают, что ребенок со мной, – хрипит, запахивая разодранную, окровавленную одежду. – Закройся в доме и сиди тихо! Не выходи до завтрашнего утра…

Ее голос затихает. Пошатываясь, она направляется обратно, откуда пришла. Левая рука безвольно свисает, по пальцам бегут ручейки крови, собираются на кончиках пальцев толстыми каплями. Она стирает их рваным подолом, чтобы не оставлять следы на земле.

В последний раз глянув на оставленный на земле сверток, всхлипывает.