Внутри борются противоречивые чувства. С одной стороны, это предложение кажется хорошим выходом из сложной ситуации, но…

Можно ли доверять этому мужчине?

Нико.

Татуировки на руках и шее. Сильное, тренированное тело. Бесстрастное лицо. Голос без эмоций.

– Несколько дней, да?

Хозяин по-прежнему стоит у окна, но теперь смотрит на меня. Пристально. Рассчитывает, и считывает, и подсчитывает меня, как компьютер.

Сомнения роятся в мыслях, отвлекают, но я не могу поймать их и понять, не могу успокоить копошащуюся внутри тревогу. Опускаю взгляд и замечаю шерстяные носки на моих уже согревшихся ногах. Этот маленький жест заботы, до странного личный в нашем полном незнакомстве, становится решающим фактором.

– Хорошо, – отвечаю шепотом.

Будем надеяться, что скоро найдут мать малыша, и она жива и здорова.

Хозяин никак не реагирует на мое согласие. Нет ни облегчения, ни улыбки, ни благодарности.

– Мы можем сейчас посмотреть на ребенка? – спрашивает ровным тоном.

– Да, конечно.

В задумчивости направляюсь к балкону, но останавливаюсь на полпути, когда слышу его голос.

– Если вы предпочитаете лезть обратно через балконы, то встретимся в вашей комнате. Я пройду по коридору.

В его глазах нет ни смешинки, а меня трясет то ли от нервного напряжения, то ли от смеха. Вот уж точно, не стоило идти к нему, толком не проснувшись.

Мы идем по коридору, он отпирает дверь моей комнаты.

Нико спит, раскинувшись на диване. Причмокивает во сне.

Нико-старший включает фонарик на телефоне и приглушает свет ладонью.

Я расстегиваю пижаму малыша, показываю синяки на ребрах.

Тишина тикает сердцебиениями, торопливыми моими, медленными хозяина дома. Нико-старший распрямляется, на его лице по-прежнему штиль. В этот момент я почти ненавижу его, хочу толкнуть в грудь, залепить пощечину, сделать ему больно. Потому что никто не может и не должен оставаться бесстрастным при виде следов детских страданий.

Выключив фонарик, он поворачивается к двери.

– Вам еще что-нибудь нужно? – спрашивает небрежно.

– Не запирайте дверь, пожалуйста. Я не стану никуда лезть и шпионить. И сбегать не собираюсь. У нас с вами договор, а я привыкла сдерживать обещания.

Ответная тишина и близость тел в темноте будоражат меня, щекочут нервные окончания. Он рядом, я ощущаю тепло его тела, его немалую энергию. Наверное, мы на одной энергетической волне – иначе как объяснить его немеряное влияние на меня?

– Ситуация с ребенком весьма сложная и конфиденциальная. Мне важно, чтобы вы не обсуждали происшедшее ни с кем, кроме меня и Орсона. Ни с кем, вы понимаете? – Его голос ровный и глубокий, и с каждым словом меня словно окутывает волной его силы.

– Безусловно.

Отступаю назад, прячусь от необычных ощущений. Сейчас не время поддаваться странностям и попадать под влияние опасных мужчин. А в том, что он опасен, сомнений нет. Никаких.

– Пока я не разберусь в случившемся, не смогу гарантировать вам безопасность в случае, если вы покинете мою территорию. Вас могли видеть с ребенком, или его мать могла проговориться, что отдала мальчика вам. Возможно, ребенку тоже угрожает опасность, поэтому…

– Я все понимаю. Не волнуйтесь, Нико! Я не стану ни с кем разговаривать и не выйду за пределы дома без сопровождения.

Сама не ожидала, что назову его по имени. Это оказалось приятно. Чуть неловко и весьма интимно.

– Немного странно называть вас с ребенком одним именем, – признаюсь.

Хозяин продолжает испытывать меня взглядом. Твердым, холодным.

– Только близкие друзья называют меня Нико, а таковых у меня немного. Называйте меня полным именем, и тогда не будет проблем. Доменико.