Элисон уже на месте. Дверь ее кабинета открыта, чтобы я могла убедиться, что она работает. Проходя мимо, я с улыбкой желаю ей доброго утра, выкладываю свой диктофон на стол Розмари и оставляю той записку с просьбой найти кого-нибудь, чтобы поменять мне колесо, а потом иду за кофе. Торт я оставляю в кухне, опять-таки, с запиской к коллегам, чтобы угощались, и наконец добравшись до собственного офиса, падаю в кресло, мечтая лишь о том, чтобы каждая косточка в моем теле болела не так сильно.

Смирившись с неизбежным, я делаю то, что должно быть сделано, а потом набираю номер Паркера Стоквелла. На часах всего половина восьмого, но его распорядок мне известен. Для него дело чести встать не позже половины пятого, чтобы отправиться прямиком в спортзал, а уже оттуда – на работу к семи. Так что, когда я ползла к своей кровати, чтобы вздремнуть тот жалкий час, он, вероятно, уже проснулся.

– Эмма, приветствую. Какое приятное утро понедельника, – звучит у меня в трубке его бархатный голос.

– Просто хотела поблагодарить за цветы. Не стоило, но все равно – спасибо, они прекрасны.

– Прекрасные цветы для прекрасной женщины.

Он что, правда так сказал? Как отвратительно. Мне вдруг приходит в голову, как эта ситуация выглядит для Паркера: я ждала все выходные, чтобы позвонить ему в понедельник, потому что дома на виду у мужа не хотела этого делать.

– Хотела спросить, не было ли у тебя больше проблем с Мирандой? – интересуюсь я. – Любые проявления после решения суда.

– С Мирандой? Нет. Она уехала к своим родителям в Лондон. Я почти уверен, что они приехали забрать ее в субботу. Так мне сказали мальчики, с ее слов. Время, проведенное с семьей, может убедить ее обратиться за помощью.

– Хорошо. Это хорошо.

Это в самом деле хорошо. Если в субботу ее не было в Лидсе, значит, ночью в воскресенье она не могла искромсать мою шину. Может быть, это и правда те детишки из супермаркета.

– Если что-то все-таки произойдет, лучше сразу сообщи в полицию и ничего не предпринимай. Именно этого она и будет ждать.

– Очень мило, что ты до сих пор обо мне беспокоишься. Послушай, этот ужин…

– Мне нужно отключиться, прости, Паркер. Звонок по другой линии, я должна его принять.

Мой телефон и в самом деле оживает. Сколь бы ни было это полезно для моего тазового дна, получив нужную информацию, я более не имею желания продолжать разговор. Я и так уже произвела на него ложное впечатление.

Я вешаю трубку и перевожу взгляд на дисплей мобильника. Сообщение от Фиби. Целое сочинение. Прости, что не ответила. Я спала. Прости, что я тоже вышла из себя – у нас обеих стресс. Кстати, ты так рано встала или еще не ложилась??? Я знаю, ты скажешь, что тебя это не касается, но маме, очевидно, утром стало хуже. Я собираюсь поехать в больницу ненадолго. Прости, что я не сказала о своем возвращении.

…так рано встала, или еще не ложилась??? – куча вопросительных знаков. Они много значат. Я умею читать между строк. Она не упоминает о том, что ночью была возле дома, но судя по содержанию ее письма, возможно, она хотела извиниться. С Фиби ни в чем нельзя быть уверенной. Хорошо хотя бы то, что мы не в ссоре. По крайней мере на данный момент.

К обеду легкая тошнота от усталости, выпитого кофе и навязчивого запаха роз трансформируется в головную боль, и мне хочется глотнуть свежего воздуха. Распахнув окно, я упиваюсь первыми несколькими глотками почти-что-свежего городского воздуха, высунувшись наружу так далеко, как позволяет мне оконная рама. Привалившись к окну, я почти мгновенно ощущаю облегчение и наслаждаюсь моментом, наблюдая за суетящимся внизу миром. Однако внезапно мне приходится прервать свое занятие, и я уже стою, наморщив лоб.