Полный контакт запустил еще одну цепную реакцию. Невольное влечение мигом переросло в яростную, жгучую потребность. Я хотел Жанну! Глубже – поцелуй, теснее – объятия, острее – желание. С каждой секундой, с каждым рваным вдохом мой голод становился мучительней. Губы уже не целовали – я, царапая зубами, истязал ее рот.

По венам словно лава потекла. Мне становилось мало чувствовать близость. Горячая, нежная, губительно доступная Жанна была нужна мне целиком. Наверное, если бы на ней было платье, я бы просто порвал его от острой потребности ощутить обнаженную кожу. Желание плавило мозг, и пояс улетел куда-то в сторону, когда я трясущимися руками распахнул махровые полы халата.

Лучше бы я этого не делал. Лучше бы никогда в жизни не прикасался к этой женщине. От вида округлой высокой груди с острыми вершинками в голове словно перемкнуло. Подыхая от желания, я накрыл их руками и чуть не кончил, когда, прекратив борьбу с собой, Жанна издала болезненно-сладостный стон.

Большего стимула не требовалось. Я одурел от возбуждения. До последней точки, после которой у нас не было бы пути обратно, оставался один шаг. Скользя по коже, моя правая рука опустилась ниже, почти коснулась развилки ног…

– Руслан…

Имя. Одно-единственное слово в полной тишине, и на меня резко обрушилось понимание происходящего. Прямо сейчас на кухне моей жены я готов трахнуть ее лучшую подругу.

Словно получив удар под дых, я резко отшатнулся в сторону.

– Черт… Жанна, прости, – зарылся пятерней в волосы. – Я… Прости.

От стыда хотелось сквозь землю провалиться. Что за херня вообще со мной происходила? Цензурных мыслей не было ни одной. Сдерживая за зубами идиотские объяснения вроде «Сам не знаю, как так получилось» или «секундное помешательство», я молча запахнул на Орловой халат.

– Извини, – выдохнул в сторону.

Орлова несколько секунд не шевелилась. Лишь по скрещенным на груди рукам можно было догадаться о ее состоянии.

– Пойду, наверное, – я развернулся. – Спать скоро нужно ложиться.

– Да… – ожила Жанна. – Сейчас уберу со стола.

– Я помогу.

Более нелепый разговор и придумать, казалось, сложно. На часах было всего десять. С моей бессонницей и мечтать не приходилось, что усну так рано. Только продолжать ужин или пытаться возобновить беседу – попахивало бы еще большей глупостью.

К глинтвейну Жанна больше не притронулась. Взрослые люди, а, как школьники, мы прятали один от другого глаза, собирали со стола посуду, вместе расстилали диван. Со стороны могло показаться, что никакого поцелуя и не было, иллюзия. Однако, если присмотреться – скованные жесты, молчание, скорость – все выдавало наше наэлектризованное недавней вспышкой состояние.

Когда со сборами было покончено, и мы разошлись по комнатам, напряжение все еще витало в воздухе. Тонкая стена между гостиной и спальней не позволяла нам с Жанной видеть друг друга, но даже скрип деревянных половиц заставлял оглядываться на дверь и задерживать дыхание.

Руслан.

Устроившись под одеялом, я тупо пялился в потолок. Постепенно глаза привыкли к темноте, и теперь надо мной была уже не полная чернота. Чуть правее дивана, над столом висела старая двухрожковая люстра. Справа от нее – пожарный извещатель, ума не приложу, рабочий или нет, но, судя по габаритам, один из первых. На стене, ближе к углу – ночник.

За час без сна я рассмотрел каждую деталь компактной гостиной. Умение переключать сознание – старый, выработанный годами тренировок на льду навык. Никогда еще мое спортивное прошлое не пригождалось в подобной ситуации. Наверное, потому что ситуаций таких и не было, ни в далекой юности, ни во времена бурной, насыщенной молодости.