И год за годом их и так небольшой отряд таял. Одних унесли болезни, других сожрали какие-то немыслимые монстры, похожие на безногих кротов размером с повозку. Перебирая толстыми, с многочисленными складками жира, когтистыми передними лапами, они беззвучно ползли по крупным тоннелям, тараща свои огромные тускло мерцающие глазища на почти человеческих лицах. И горе тому, кто взглянет в эти потусторонние буркала.

Третьи пали в бою с норгейрами и могучими хадар Аусгора, превращенными злой волей в ходячих мертвецов. Этих пятерка избегала особенно тщательно, даже не помышляя рискнуть пробиться сквозь мифрилитовую броню, четко научившись различать, кто им по зубам, а кто нет.

И тех, кого они избирали своей целью, еще ни разу не уходил живым.

Кагайн вскинул сжатую в кулак руку, дав знак остальным остановиться.

– Я что-то слышу, братья, – едва различимо прошелестел он запекшимися губами. За годы скитаний и ожесточенных схваток, дварфы научились различать малейшие звуки, им не требовалось много, чтобы слышать друг друга.

Подобравшийся к нему Бенгар вопросительно кивнул, глядя на товарища.

– Кто? – коротко спросил он.

– Судя по голосам – черные.

– Уходим?

– Нет. Голоса расслаблены. Значит, рядом нет мертвецов.

– Бьем?

– Нет. Надо посмотреть.

– Тебя увидят прежде, чем ты их, Кагайн, – возразил Бенгар.

Оба дварфа принадлежали к первородным хадар Аусгора, и потому отряд единогласно и сразу признал их своими лидерами.

– Надо посмотреть, – упрямо нагнул голову Кагайн.

Бенгар, нахмурившись, поглядел в темные, увитые кровавыми прожилками воспаленные глаза товарища. Пару мгновений проходила безмолвная борьба, но вскоре Бенгар сдался, слегка пожав плечами, и согласно кивнул.

– Хорошо, веди.

Кагайн обернулся к остальным.

– Делаем как обычно, братья.

– Делаем, – отозвались дварфы.

Осторожно подкравшись к повороту, Кагайн замер. Остальные последовали его примеру, покрепче ухватив покрытыми язвами руками боевые оголовья молотов и топоров.

– Дагна, сюда, – позвал Кагайн. – У тебя самый чуткий слух.

Сероглазый дварф с перехваченой проволокой от порванной кольчуги бородой бесшумно приблизился к лидеру и, закрыв глаза, принялся вслушиваться в кажущуюся тишину подземного мира.

Постепенно все лишние звуки исчезли, и осталось лишь дыхание каменной толщи. И в этом невероятном пульсирующем нечто Дагна услышал голоса.

– Два зала отсюда. Черные, – шепнул он Кагайну. – Шестеро. С ними кто-то еще. Слышу босые ноги. Широкие ступни. Это двергурим. Не мертвец.

– Уверен?

– Уверен, – кивнул Дагна.

– Шестеро – это много, – прошептал притаившийся рядом Бенгар.

– Стойте, – поднял руку Дагна. – Четверо уходит. Двое говорят. Двергурим с ними.

– Когда перестанешь их слышать, ударим, – решительно произнес Кагайн.

Минута томящего ожидания показалась дварфам вечностью и, когда русобородый дал знак, они облегченно выдохнули.

– Двое с нашим все еще на месте, – Дагна открыл глаза. – Кажется, они что-то едят.

– Делаем, братья.

Отряд неслышными тенями поскользил вдоль стен коридора. Миновав еще одну пещеру, они вышли к залу с целым лесом низко свисающих тонких сталактитов. Дварфы замедлились. Под ногами была вода, любой плеск мог выдать их присутствие. Аккуратно пригибаясь, чтобы не задеть хрупкие каменные сосульки, Кагайн вывел отряд к пролому. Теперь уже все слышали тихие щелкающие звуки языка норгейров. Но, к сожалению, никто не понимал ни слова.

Прижавшись к шершавой стене, Кагайн показал три пальца. Дварфы кивнули и взяли импровизированное оружие наизготовку, напружинив привычные уже к стремительным забегам ноги.

– Одного живьем, – будто дуновение ветра прозвучали слова Кагайна, загнув один палец. Затем еще один, затем сжал кулак и дварфы, мгновенно заняв давно заученное боевое построение, ринулись в бой.