— Подчинись! 


 

Хозяин метки. Ваши заклинания на цели имеют приоритет безусловного срабатывания. 


 

— Убей ебучего мага! 

Луи с остекленевшим взглядом встает, поднимает свой ужасный щит — мы с Моргеном вдвоем так и не смогли оторвать его от земли — и с булавой наперевес бежит в атаку на мага, который секунд пять назад превратил Фауста в неаппетитную кучку дурно пахнущей слизи. 

Первый удар сверкающего хлыста обливает Луи водой, второй обращается снопом искр, третий приходится на щит, который гудит, как колокол. А в следующий миг Луи сминает сверкающую фигуру мага, которого я так и не успел рассмотреть, поднимает его на щит и впечатывает в стену. А потом — видимо, для контроля — бьет палицей куда-то в область головы. После чего наш бывший жрец разворачивается и спокойным шагом идет к нам, начисто игнорирую хвостовик стрелы, торчащий из живота. На белой костяной стене виднеется неаппетитная кровавая клякса. 

Тут раздается тонкий хрустальный звон. И тролль, о котором я успел забыть, лениво подымается с земли. 

— Блядь! — в три голоса. 

— Элспер, смотри, чтобы нас не схарчили. Ну что, Морген, сценарий с грустным слоником? 

— А? 

— Бэ, валим его. 

И мы бежим — я с левого бока, Морген с правого. Пропускаю удар молота над головой, тычу копьем куда-то в подмышку. Не успеваю увидеть эффект, бью копьем в область поясницы, копье входит сантиметров на двадцать, тролль наклоняется, я ловлю в грудь удар ногой и отлетаю в сторону дерева, в которое до этого прилетела Селена. Удар головой о дерево настраивает на созерцательный лад, и я, лениво обгладывая ее тонкие пальчики, наблюдаю за плясками Моргена вокруг тролля. Через минуту в голове резко проясняется. Тролль большой, в небо не глядит. Вот и зря. Оборачиваюсь филином и, подхватив копье, взлетаю. Вертикальное пике завершается внезапным рывком, недооценил я внимательность тролля. В панике превращаюсь обратно, но помогает мало, успеваю только вытащенным из-за пояса ножом полоснуть что-то скользкое и вонючее, наваливается темнота, и нога с ужасным хрустом отделяется от тела. Ору от боли, проскальзывая вниз, падаю в какую-то жидкость, едкую, как кислота. В панике, захлебываясь от боли, разъедаемый кислотой, бью в мягкие стенки, слыша приглушенный крик.

— Медсестра, кесарево! 

Что-то врубается в мягкую стенку с обратной от меня стороны, жидкость вытекает, вместе с ней выскальзываю и я, левый глаз слепнет, что-то выпадает из глазного яблока.

 

— Медсестра, у нас мальчик! 

— А-А-А-А-А-А-А-А!! 

— Как громко орет, богатырь! 

— А-А-А!!! Убейте меня, какая боль! 

— Как считаете, медсестра, килограммов семьдесят будет? 

— У-У-У-У!!!!!! 

— Агукает, нет, семидесяти не будет, он без ноги. Наверно, шестьдесят два или три? 

— У-У-У-УБЬЮ! — вгрызаюсь в горячую тушу рядом с собой. 

— Как быстро, однако, развивается! Медсестра, смотрите, какой сообразительный ребенок! Сразу к мамкиной груди... 

— ИНСУЛЬТ! 

— Хватит, Филин, у меня уже флаконов с манной не осталось, а манны на одно воскрешение. Ты уже в порядке. Моргена сейчас оживлю. 

С трудом поднимаюсь. Весь в вонючей слизи вперемешку с кровью. На земле обнаруживаю собственный выпавший левый глаз, левая нога ниже середины бедра гладкая и бледная, без волос. Стряхиваю остатки рубашки. Ножи куда-то пропали. Копье в глазу у тролля. И когда только успел? 

— Филин, а что это за хрень? 

Элспер указывает булавой в сторону шершня, с которым происходят какие-то метаморфозы. 

— Это? Это, Элспер, наглядный пример, что бывает, когда не моешь руки в страшных подземельях. 

— Жил-был эльф, темный. И завелись у него, типа, глисты?