Святые Отцы учат, что Господь не посылает испытаний выше меры. Значит, такова была ее мера уже в юности, когда одна за другой несколько потерь напомнили о том, насколько хрупко земное благополучие. На глазах у Эллы разбился насмерть младший брат Фридрих, а следом умерли от дифтерита сестра Мария и мать. Уход принцессы Алисы был будто последним уроком доброты и щедрости: во время эпидемии она выхаживала опасно заболевшую семью и выходила ценой собственной жизни.
Нашей героине было четырнадцать, когда вместе со старшей сестрой она взяла на себя заботу о младших сестрах и брате, стараясь, насколько возможно, облегчить горе отца. Элла обладала тонким чувством юмора, природным даром разрешать запутанные ситуации и после смерти матери стала центром, объединявшим всю семью. Прошло несколько лет, и на немецкую принцессу обратили взгляды первые женихи Европы. Несколько наследных принцев добивались ее руки, но она предпочла всем им брата русского Императора Александра III – Великого князя Сергея Александровича Романова.
Родственные души
Ее выбор в Европе произвел возмущение. Особенно негодовали неудачливые женихи: потерять такую красавицу! И как поедет она в Россию – не протестантскую, а православную страну? Она же ничуть не сомневалась. Сергей был именно тем человеком, который был ей нужен. Со стороны он казался закрытым и холодным, однако невеста сумела увидеть подлинные его черты: глубину, не афиширующую себя доброту и скорее дружбу, чем пылкое чувство, дружбу-любовь, братскую, оберегающую. Основу характера Сергея Александровича составляла вера.
Первые месяцы после свадьбы прошли, как один день. Россия встретила новую Великую княгиню роскошным свадебным поездом, утопавшим в белых цветах, оркестрами, дворцовым убранством и блеском драгоценных украшений. Сверкнув молодостью и красотой, затмив все предыдущие пары дома Романовых, молодожены «сбежали» из столицы в Ильинское – подмосковное имение князя Сергея. Никто в те годы не поверил бы, что в уютном Ильинском будет жить тот, кто окажется причастен к убийству членов Царской семьи, не исключая и самой хозяйки этого имения. Тогда все представлялось в светлых тонах. Среди русской природы новая русская Великая княгиня учила язык, знакомилась с жизнью людей.
Брак оказался удачным. Сергей Александрович проявлял терпение, не ущемлял свободу жены и позволял ей оставаться в протестантской Церкви. Элла же изучала историю и обычаи России и скоро стала незаменимой помощницей мужу, когда Государь назначил его губернатором Москвы. Понемногу она преодолела застенчивость и, повинуясь условиям, долгу, освоила искусство светского обращения. Протопресвитер Михаил Польский вспоминал о жизни княгини в то время: «Семь лет ее брака прошли в полном расцвете петербургской придворной жизни, и, чтобы угодить мужу, она собрала вокруг себя светское общество, и это общество ею восхищалось. Но подобный образ жизни ее мало удовлетворял».[63] Ранняя «прививка» деятельного христианства напоминала о себе уже в ту пору, и неудивительно, что «в Москве все быстро усвоили навык постоянно на нее опираться, ставить ее во главе новых организаций, выбирать в патронессы всех благотворительных учреждений».[64]
Чувство личной ответственности было развито в ней настолько, что, когда двое племянников Сергея Александровича, Дмитрий и Мария, остались без родителей, вопрос о том, кто будет заниматься их воспитанием, решился сам собой. Элла с мужем приняли на себя полную заботу о детях.
Похвалам между тем не было конца. В те времена говорили, что в Европе есть только две красавицы и обе – Елизаветы: Елизавета Австрийская, супруга Императора Франца-Иосифа, и Елизавета Федоровна. Одних завораживала внешность Великой княгини, законченная элегантность ее платья, спокойная и ровная манера общения, тон речи. Другие, как князь Константин Константинович, посвятивший ей стихи, видели за этим нечто большее: дух творит форму, ее красота – особого свойства. Даже ревнивое женское общество отдавало ей должное. «Она поражала своим внешним обликом, выражением своего лица – это была сама скромность, необыкновенно естественна, не сознавая этого, она была исключительна», – писала о Елизавете Федоровне М. Белевская-Жуковская.