Неррон все еще ругался, когда Лиска без предупреждения отправилась в путь. Она пошла в своем человеческом обличье – возможно, чтобы не подкреплять культ кицунэ, о котором разглагольствовал их проводник. Она все еще двигалась на двух ногах, когда Неррон нагнал ее в сырой чаще леса, растущего на склоне горы под крепостью, будто армия стражников с моховыми бородами. Гоилы – превосходные скалолазы, но она, несмотря на отвесный подъем, так легко продвигалась вперед, будто весила не больше своей шкурки. Оборотни… Неррон их терпеть не мог. По его теории, они представляют собой две личности в одной, и никогда не знаешь наверняка, какая перед тобой сейчас. Дело не облегчало и то, что Лиска к тому же женщина. За всю жизнь Неррон мало-мальски доверял лишь одной женщине – своей матери.

Конечно же, Лиса услышала его задолго до того, как он ее догнал.

– Мне все-таки нужно разок пробраться во владения ольхового эльфа, – не оборачиваясь, сказала она. – Они защищаются от непрошеных гостей ловушками, которых ты не увидишь. Уверена, что мы наткнемся на них, самое позднее, у крепостных стен.

– Которых я не увижу?! Ты слишком много якшаешься с мягкокожими. И забыла, что разговариваешь с гоилом. Мы видим куда больше вашего.

Как снисходительно она его разглядывает. Домашний питомец Джекоба Бесшабашного. Вот она кто. И больше ничего.

– Если ты не заметил, гоил, у меня тоже не человечьи глаза.

Ох, с каким удовольствием он соорудил бы себе из ее меха воротник! Только с ее помощью Бесшабашному удалось украсть у него арбалет – сокровище, которое сделало бы его самым знаменитым из всех искателей сокровищ, легендой, несмотря на бастардову кожу в прожилках. Он бы доставил арбалет Кмену, а тот нашел бы ему лучшее применение, чем убивать фей, и арбалет не растворился бы в серебристой дымке, довольный собой.

Прекрати, Неррон! Дымка дымкой, а Лиске абсолютно все равно, что ты о ней думаешь. Проклятье, она опять ушла далеко вперед, а когда сменила обличье, это произошло так быстро, что он глазам не поверил. Среди гоилов оборотней не было. Камень, он и есть камень, даже в смерти.

На первую стену они наткнулись, когда крепость оставалась еще высоко над ними. Ворота в ней покрылись ржой и плесенью, но их худо-бедно ремонтировали. Охраны видно не было, и Неррон еще перелезал через стену, когда Лиска мохнатой змеей, вновь его опередив, уже исчезла под воротами.

День стоял холодный, но небо было безоблачным, и треклятый солнечный свет, несмотря на то что Бастард по утрам натирался маслом, выбеливал ямки в его ониксовой коже.

Как уж там ей это удавалось, но скоро Неррон опять увидел Лису далеко впереди, ругая ее последними словами, какие только нашлись в его языке для ей подобных. Когда наконец он вновь догнал лисицу, она, сидя на какой-то тронутой временем статуе, сильно смахивающей на одного из демонов, о которых постоянно болтал их проводник, с раздражающей невозмутимостью вылизывала свой мех.

– Ольховые эльфы любят такие места, – сказала она. – Я понимаю фей с их любовью к долинам и озерам, но что привлекает бессмертных в руинах, оставленных смертными? Может, бессмертным нравится чувствовать, что им самим такое разложение не грозит?

– Не знал, что мы здесь, чтобы философствовать.

Неррон изучал стены над собой. За ними виднелись верхние этажи главного здания – каждый в тени изогнутого навеса своей кровли. Впечатляющий вид. За стенами по левую руку, судя по всему, находились конюшни и прочие хозяйственные постройки.

– Вот, пожалуйста, я была права, – прошептала Лиска. – Видишь их?

Что это? Вопрос с подвохом? Неррон выглянул из-за каменного демона. Грунтовая дорога, ведущая к главным воротам, телеги со строительным материалом, дюжина рабочих, устанавливающих у древних стен строительные леса… Крепость с ее черными стенами выглядела угрожающе, но была похожа на воина, впавшего в зимнюю спячку, если бы не могильные плиты, широкими кругами опоясывающие стены крепости слева и справа от дороги, и стражники прямо над воротами. Солнечный свет отражался в наконечниках их копий.