Она до сих пор помнила острый взгляд, когда бабушка читала те строки. Вместо того чтобы обсудить новый план побега, она произнесла:
– Он прав. Ты должна немедленно сделать донос.
Руна была в ужасе. Она яростно замотала головой в ответ. Нет. Должен быть другой способ.
Тогда бабушка обняла ее и прижала к груди. Руна никогда не забудет аромат лавандового масла, которое бабушка наносила за уши.
– Милая моя, они убьют тебя, если так не сделать.
Руна заплакала, побежала в свою комнату и заперлась.
Из-за двери послышался голос бабушки:
– Если ты меня любишь, избавь от мук смотреть, как они тебя убивают.
Глаза Руны горели от слез, от рыданий тяжело было вздохнуть.
– Прошу тебя, милая. Сделай это для меня.
Руна изо всех сил зажмурилась, надеясь, что сейчас проснется, избавится от кошмара происходящего. К сожалению, это был не сон. Ей предстояло сделать выбор: предать бабушку или умереть вместе с ней.
Горячие слезы текли по щекам.
Наконец Руна вышла из комнаты.
Бабушка сразу крепко ее обняла и погладила по голове, как часто делала в детстве.
– Ты должна быть разумной, милая моя. Разумной и смелой.
Бабушка и Лизбет помогли Руне сесть на лошадь и отправили галопом в ночь.
Руна помнила, как хлестали в лицо резкий ветер и струи дождя. На улице было очень холодно, но внутри еще холоднее.
Она могла отказаться. Сдаться гвардии вместе с бабушкой.
Но она этого не сделала.
Руна не хотела умирать.
В глубине души она была трусихой.
Промокшая до нитки и дрожащая, она пришла в штаб Кровавой гвардии и произнесла фразу, которой обрекла бабушку на смерть:
– Кестрел Уинтерс – ведьма, она замышляет побег. – Руна говорила, и с каждым словом груз предательства давил все сильнее. – Я могу вас к ней отвести. Но надо поторопиться, иначе она сбежит.
И она привела Кровавую гвардию в Уинтерси – там они арестовали бабушку и вывели из дома. Руна смотрела и молчала. Держала все чувства внутри.
Когда все ушли, она упала на пол и разрыдалась.
Последние два года Руна пыталась загладить вину.
Бабушка была права: своим поступком Руна доказала лояльное отношение к Новой республике. Даже больше чем просто лояльное. Кто сможет отправить на смерть собственную бабушку? Тот, кто больше всего на свете ненавидит ведьм.
Потому от того, что она делает сейчас, зависит жизнь многих-многих ведьм.
Дрожащими руками Руна сжимала уздечку с такой силой, что та впилась в ладони даже через перчатки из оленьей кожи, и внимательно вглядывалась в темноту улиц столицы. Если повезет, охотники Кровавой гвардии оставят Серафину в приемнике для ведьм и отправятся за другими, чтобы потом всех вместе везти в дворцовую тюрьму.
Если же не повезет…
Ее затошнило при мысли о том, что Серафина может уже быть в подземелье и ожидать очистки.
Руна пришпорила лошадь.
Самое главное – узнать, жива ли Серафина и где ее держит Кровавая гвардия.
Верхом на Леди она уже почти добралась до самого центра города. Вскоре сквозь туман появились очертания величественного здания, способного соперничать по красоте с настоящим дворцом.
Это был оперный театр.
Помимо членов трибунала, принимать участие в процессе будут и охотники на ведьм. Им точно известны места, где их содержат.
На глаза попался павильон с медной кровлей у театра, где высаживались из экипажей посетители. Крышу поддерживали пять массивных колонн, каждая из которых была высотой примерно пять этажей.
Руну всегда удивляло, почему Добрый командир решил оставить театр действующим. После революции патриоты его разграбили, лишив прежнего великолепия. Картины, статуи, прочие предметы искусства, напоминающие о правлении ведьм, разрушили, сожгли и бросили в море. Но отделку сусальным золотом и красный бархат на креслах оставили как напоминание о закате эпохи.