Версии о том, что именно произошло после, были разные. Я слышал несколько историй от слуг. Но самая популярная сказка о том, как мой отец и Миранда снова начали свой роман, еще до того, как нас с Грейслин перестали кормить одним молоком.

Только теперь Миранда не была любимой девушкой, она стала любовницей. Пока не умерла Патрис и она не продвинулась до жены.

Миранда, как и ее дочь, терпеть не могла проигрывать кому-то. Особенно десятилетнему ребенку.

– Я поговорю с ним, – пробормотал мой отец. – Объясню ему, что он поступил неправильно.

– Этого недостаточно. Ты думаешь, я смогу спать спокойно, зная, что твой сын через коридор от моей дочери, после того, что он сделал с ней?

– Мы точно не знаем, что случилось, милая.

Меня удивило, что он заступился за меня, но знал, что он не сможет долго оставаться непреклонным. Она убедит его. Она всегда убеждала. А он, ослепленный собственными грехами и ее красотой, подчинится.

– Что ж, терпеть не могу делать это, но либо он, либо мы.

– И куда я должен деть его? – эмоционально выплюнул отец. – Он ребенок, Миранда. А не чертова ваза!

– Есть школа-интернат не так далеко отсюда. Академия имени Эндрю Декстера. Сын Элейн ходит туда. Тот самый, кто выиграл грант. У меня есть брошюрка… – Я услышал, как зашелестела бумага.

Конечно, у нее была брошюра так вовремя.

– Ты хочешь, чтобы я кинул его в частную школу на другом конце штата? – прорычал он. – Господи, Миранда, только послушай себя.

– Ох, да брось, Дуг, – мягко сказала она. – Это хорошее место. Мы оба знаем, что он обогнал всех здесь в учебе. Ты окажешь ему услугу. Он сможет проявить свой потенциал вместо того, чтобы скучать и попадать во всевозможные проблемы. Мы будем рады видеть его на праздниках и летних каникулах. Он станет более управляемым.

И так я стал управляемым.

Выгнанным из моего собственного дома из-за вранья сводной сестры, лишь бы избавиться от меня.

Из-за ее ревности. Ее жадности.

Грейслин получила свою русскую пачку. Они убрали ее за стекло, прямо как в Оружейной палате в Кремле. Драгоценную и недосягаемую. Прямо как ее мечты о балете.

Еще она получила все внимание родителей.

Тогда началась моя одержимость Грейслин. Дикое желание подчинить ее несмотря ни на что.

В этот исторический момент, когда она победила в единственное, что имело значение – публичное мнение.

Но это был марафон, а не бег на короткую дистанцию.

Грейслин ожидало усвоение урока на горьком опыте.

Мы, Корбины, всегда побеждаем в конце концов.

Даже если это означало, что нужно играть грязно.

– Остановитесь, – попросила Грейс, после того как мы приземлились в Ньюарке через несколько часов.

Шофер щелкнул поворотником, сбавил скорость и подъехал на «кадиллаке» к обочине. Она толкнула дверь, выбралась, шатаясь, после чего ее вырвало прямо на кусты.

Она плакала весь полет сюда, говоря с матерью по телефону. Ни разу Грейс не спросила о моем состоянии. Может, она предполагала, как и ее мать, что я был социопатом, не способным на чувства.

Или, может, ей просто было все равно.

Странность в том, что она не из эмоциональных людей. Биться в истерике не в ее стиле.

– Это так больно, Арсен. Ты не понял бы, – сказала она, падая обратно на свое сиденье и кладя руку на вспотевший лоб.

Не понял бы?

Ее абсолютный эгоизм лишил меня дыхания. У нее они были вдвоем, когда она росла. Миранда. Дуглас. Она ни разу не извинилась передо мной за то, что сделала.

И именно поэтому ты так сильно хочешь ее. Потому что она помешательство. Недостижимая фантазия. Она отдельный вид.

– Он был и моим отцом, – ровно заметил я.

– Но он был ближе со мной, – по-детски пожаловалась она.