Разговоры об этом рыбном рейсе долго не утихали. Люди выяснили всё: где рыба покупалась, по какой цене, кто продавец и какой навар получился от торговли. Они выяснить-выяснили, а поскольку Гермак находился дома, дальше разговоров дело не пошло. Никто денег от продажи рыбы не увидел. Кассир упорно стояла на своём, что она ничего не знает и сама деньгами не распоряжается, а наличности в кассе нет, поэтому и обращаться к ней бесполезно.

Разговоры постепенно утихли, но осадок остался и этот случай никто не забыл.

Тем временем очередные отпускники потянулись в весенне-летние отпуска без отпускных пособий. Накопленный отпуск люди старались отгулять, поскольку никаких компенсаций в ближайшее обозримое время не предвиделось. На экранах телевизоров мелькали одни и те же лица, грозящие сделать всех богатыми капиталистами, но только после того, как они насытят налогами разворованную казну с утёкшими в неизвестном направлении партийными капиталами, называемыми «золотом партии». Вылезшие из ниоткуда щеголеватые жуки вещали о новых переменах, сулящих немыслимые богатства каждому жителю разрозненной, израненной, разворованной, но не покорённой страны.

На самом же деле уничтожались несметные богатства этой самой страны, исчезали предприятия и целые отрасли, росла огромными темпами инфляция, искусственно созданный хаос рушил все нормы морали и права, существующие законы и порядок, сложившиеся традиции и уклад. Людей приучали к тунеядству и праздной жизни без запретов и норм с многочисленными каникулами и праздниками.

Морсаков тоже решил взять отпуск, пока есть такая возможность. Он чувствовал, что это будет его последний отпуск в исчезающем предприятии.

– Спишешь самолёты и отпуск я тебе подпишу, – сказал ему Гермак, понимая, что без Морсакова никто эту работу не выполнит.

– Я выбрал самое удобное время, – возразил Морсаков, привыкший доходчиво аргументировать все свои решения и поступки, – Пока «ходят» документы по первым двум самолётам, я успею вернуться. На следующую партию документы у меня почти готовы, я передам их Чехину. Никаких препятствий для моего отпуска нет. А к тому моменту, когда возникнут вопросы по новому списанию, я вернусь. Отпуск я беру не на полгода, а всего на две недели!

Он придвинул своё заявление к Гермаку.

Василий Геннадьевич очень не хотел его отпускать, понимая, что в бумажной работе сразу появится «дыра», но и к аргументам он не мог не прислушаться, зная по прежней работе, что Морсаков способен всё рассчитать и продумать. Гермак нехотя придвинул к себе заявление, занёс над ним ручку и так застыл, задумавшись и смотря в одну точку. Затем он быстро поставил подпись и отдал заявление, огорошив Морсакова неожиданным выводом.

– Хорошо, иди отдыхай, а потом останешься за меня, а я пойду в отпуск.

– У тебя есть главная замена – Чехин, – сразу возразил Морсаков.

– Я хочу оставить тебя, я так решил.

– В принципе я не возражаю, просто как-то неожиданно. Руководителем быть у меня нет способностей и желания.

– Ничего, месяц поруководишь, ничего не случится. Будешь решать только текущие вопросы. Оформим тебе право подписи в банковских документах. А стратегические вопросы оставляй до моего приезда.

Морсаков ушёл, видя, что разговор окончен. Главный вопрос для себя он решил: он идёт в отпуск в удобное для него время. Можно готовить боеприпасы и отбывать на весеннюю охоту на Канин. А как в этот раз туда попасть, он пока не знал. Самолёты почти не летали. «Ничего, не первый раз», – подумал он, – «Всю жизнь летал, улечу как-нибудь и в этот раз. Надо обрадовать напарников, которые ждут результат по моему заявлению на отпуск».