Приблизившись, Комаров распознал, хотя и не без труда, знакомое ему из телевизора курносое лицо с одутловатыми ноздрями.

Это был не кто иной, как «совесть перестройки», некогда могущественный Александр Яковлев. Он стоял на четвереньках в неглубоком рве, так что только спина его была хорошо видна. Время от времени он вытирал рукавом пот с затылка, отчего его шея и плечи были вымазаны в глиноземе. Когда бывший Яковлев в очередной раз поднял руку, Комаров разглядел, что от постоянного рытья грунта конечности его изменились и превратились ниже локтей в широкие кротовьи лапы с длинными мозолистыми коготками.

Как завороженный, в изумлении Комаров подошел к траншее еще ближе и уставился на бывшего секретаря ЦК. Крот-Яковлев сплюнул и покосился на незваного гостя.

– Ну что?.. – недовольно спросил Яковлев скрипучим голосом. – Заняться нечем?..

Комаров, однако, никак не отреагировал на это и стоял на месте. Яковлев поманил его к себе и знаком дал понять, чтобы Комаров помог ему вытянуть изо рва мешок, уже наполненный более чем наполовину землей. Комаров сделал это и отправился по указанию партийного босса вываливать землю из мешка в небольшой овраг, расположенный по другую сторону дороги, что шла вдоль вилл. При этом Яковлев, оживившись, начальственно подгонял Комарова: «Давай-давай, аккуратнее, аккуратнее! Вот так!..»

После того как ему вернули мешок, Яковлев тряхнул им и в изнеможении сел.

– Вот видишь… – произнес он с хрипотцой, глядя на Комарова. – На этой вилле мне дано ответственное задание… Копать ров-могилу для СССР… Голыми руками…

Он глубоко вздохнул:

– Беда только в том, что утром эта чертова могила вновь зарастает землей и дерном, даже бурьян пробивается, представляешь?.. И каждое утро я вновь его выкорчевываю и рою, рою проклятый этот ров… Говорят, что если мне удастся до конца дня вырыть его в полтора человеческих роста в глубину, два в длину, задание будет выполнено, и могила тогда не зарастет… Но мне пока не удается…

Яковлев помолчал.

– Надо торопиться… Скоро полуденный час… Просил выделить хоть какой-то инструмент для прополки. Я уж не говорю про лопаты, какой там! Организация здесь ни к черту!

Яковлев махнул кротовьей лапой и вновь принялся с ловкостью скрести глинозем когтями. Причем рыл он не только руками, но и босыми ступнями, которые тоже каким-то образом приспособились для кротовьей работы. Комаров теперь видел лишь его изогнутую спину.

– А как же сюда поместится СССР? – спросил Комаров.

Яковлев с недовольной гримасой высунулся изо рва:

– Ну что ты мешаешь работать? Вон он, СССР! – пробурчал идеолог партии, показывая самым большим когтем на стоявший в отдалении длинный обшитый кумачом гроб. Гроб был заколочен, а на кумаче сверху красовался советский герб.

Отходя от виллы, Комаров встретил следующего садовника, лысого и тоже в очках, работавшего, видимо, по соседству. Его он не узнал. Но и у того во внешности тоже было что-то кротовье, и даже лицо заострилось, как у землеройки…

– Что, видели этого иудушку, агента трех разведок? – спросил Комарова яковлевский сосед с нескрываемым злорадством.

– Видел, – ответил Комаров. – По-моему, работа безнадежная.

Сосед-садовник противно захихикал:

– Еще бы… Такова уж его участь. И это еще далеко не все, что ему здесь полагается… Угли разожженные, банька… Хороша банька! Его в ней часто парят. На правежах он здесь регулярно кормит своим телом акул капитала… А сам-то он… Все ждет не дождется своего друга Меченого. А Меченый все не едет и не едет… Но уж когда нагрянет, вот будет здесь веселье…

Сосед-садовник вновь залился мелко-рассыпчатым смехом и при этом как-то закряхтел. Комаров внимательнее взглянул на него. В глазках садовника, несмотря на частый смех, сквозила через запотевшие очки звериная тоска…