Свербяк, самый известный из стражей в здешних местах, имел вид редкостного придурка, с белыми навыкате глазами и редкими волосами. Последнее нечасто встречалось среди стражей, как правило, довольно мохнатоволосых, иногда прямо-таки с шерстью на теле. Лицо Свербяка ходило ходуном, дергалось, играло желваками, а рот был всегда приоткрыт, и из него вытекала тягучая слюна. Несмотря на такой вид, он не был идиотом и по-хозяйски передвигался между сейфовыми рядами, заталкивая вглубь наполовину засунутых узников длинной кривой кочергой, бывшей у него орудием нанесения болезненных увечий и унизительных насилий… «Где ваще сокровище, там и ваще сердсе!» – шепеляво блеял этот злобный кат. При этом его обуревал какой-то спазм, то ли нервной болезни, то ли садисткой усмешки.

Буравчик же, коренастый лилипут с чрезвычайно толстыми конечностями, вминал в узкие полочки и ячейки узников так, как будто они были пластилиновыми. При этом он любил беседовать с подвергаемыми пыткам, выведывать разные детали их грешной жизни. У него были свои стремянки и скамеечки, чтобы доставать до верхних ячеек. В процессе беседы он развлекался тем, что загонял несчастным под ногти всевозможные шпильки и иглы. Такого рода измывательства с кочергой или шпильками стражи вытворяли не по регламенту, а по собственной прихоти.

В зоне правежей Комарову часто попадались содомиты всех сортов – с раскуроченными задницами, находящимися не на положенных местах половыми признаками и другими знаками их земного выбора. Некоторые из них бродили по акватории подземного моря выпачканные помадой с блестками, со смазанным макияжем, силиконовыми и ботоксными опухолями на лице и теле. Стражи рисовали на их телах всевозможные издевательские рисунки и символы. Лица их отсвечивали жалкими улыбками – по земной привычке они не переставали делать вид, что им по душе происходящее с ними…

Женщины, на земле бывшие красавицами, здесь меняли свой облик. Из них сквозила черная, ядовитая энергия, а также исходил специфический отталкивающий запах, знамение не мужчины и не женщины, а какого-то инополого существа. Невольно приходила мысль, что они прокляты, став, впрочем, как и местные бывшие мужчины, по своему полу «полыми», пустыми. Тем не менее, исходя из земных своих пороков, которые не отпускали их, они до сих пор продолжали притворяться теми, кем уже перестали быть.

Посреди пляжа стояли большие весы-платформы. Время от времени на них сгоняли толпу узников, оказавшихся на данный момент в данном квадрате. Весы имели действие, обратное земным весам, – чем больше на них стояло «пустополых» узников, тем меньший вес они показывали. Для стражников эта процедура была весьма занятным увеселением. Когда удавалось добиться веса толпы номерных, близкого к нулю, – стражи заходились хохотом и выкрикивали: «Легкие! Легкие! Чистый пух! Прям пушинки и пылинки вражьи!»

Стражи простиравшегося на километры пляжа отличались не просто особой униформой, но и своим видом, напоминавшим злобных тюленей, а их кожа была покрыта своеобразной чешуей, нечувствительной к сернистным водам. Зато узники были к ним весьма чувствительны и люто страдали при падении в море, куда им приходилось нырять с вышек, погружаться с лихо перекрученных горок аквапарков и висящих в тумане гондол, наполненных газом. Комаров, которому несколько раз посчастливилось побывать на Мальдивах, тоже нырял в воду, причем ему неоднократно назначали аттракцион, который назывался «водными лыжами». Удержаться на этих лыжах, тем более не снимая тяжелых колодок, было абсолютно невозможно. Вода в кислотном море выедала глаза, оставляла ожоги, которые долго не заживлялись.