Жорж философски улыбнулся и стал серьёзен как никогда: – Коллега, череда ошибок – это прекрасное состояние работы. И только после удачного опыта возникают настоящие проблемы.

Далеко, за рекой Горынью, ночи огромны и непроглядны. Даже тысячи далёких солнц, сияющих в пустоте, почти не освещают дорогу, лишь блестя в глазах путника. Где-то рядом сверчок, заполняя собой тишину, наигрывает однотонную мелодию о вересковых полях, окружённых линией густого леса, о болотах, поросших жёсткой травой, о запахе осеннего ветра. Иди, пешеход, смотри на звёзды, слушай ночь.

Но здесь, в городе фонарей, киосков и витрин, дымка электрического света, растянувшись вдоль дороги, затмевает ночное небо. Я шагал по тротуару, оставив за спиной и закатившееся солнце, и долгий, насыщенный разговор, сопровождавшийся терпким зелёным чаем. Прохладный воздух помогал мне привести мысли в порядок; я шёл и не торопился ловить такси.

Слова беседы вертелись в моей голове, часто противореча одно другому. Постепенно складывалась целостная картина, и лишние тезисы, как я вдруг представил, попросту опадали на холодный асфальт, дополняя мои следы. Образ кружащихся и падающих подобно листьям отдуманных мыслей меня заинтриговал, и я даже неосознанно оглянулся, чтобы посмотреть, как бы это могло выглядеть.

За мною с трудом поспевал щенок безымянной породы, лишённый не только клички, корма и крова, но и средоточия собственного мира, заключаемого слабым существом за пределами себя – для него не было anima mundi10, не было хозяина.

«Мы приучили собак доверять нам. Они нуждаются в совсем немногом – в мимолётном взгляде, добром слове, капле внимания. Ошибаются те, кто полагает, будто собаке нужна лишь еда. Ей нужна опора».

«Бедняга, – думал я, – тяжело одному. И жалко, и помочь нечем. Делай самостоятельные шаги, раздвигай свой космос вздёрнутым носом – и, возможно, точка отсчёта окажется в тебе самом».

Я подмигнул щенку, и тот, ускорив бег, тихо завилял хвостом, оказавшись в достойном молчании прекрасным попутчиком.

«Коллега Павленко, затрагивая тему управления, не счёл её сложной».

Некоторое время я двигался не размышляя, мысленно возвратившись на пару часов назад, в дом Жоржа.

Он возбуждённо ходил передо мной, обрушивая на неподготовленную (и, возможно, потому – восприимчивую) голову массив информации, взаимосвязь которой порою разрывалась под напором новых сведений. Его прогулочные сапоги заставляли скрипеть половицы, рассохшиеся из-за пристрастия хозяина к наблюдению за живым огнём камина. Впрочем, языки пламени в этот вечер нисколько не занимали моего визави, и даже аромат чая мне приходилось ценить почти в одиночку. Жорж, едва вдохнув благородные пары, тут же вскакивал, и часто, захлёбываясь в неоднозначности современных слов, переходил на латынь. Его плащ, так и не снятый после прогулки, своими полами грозил то опрокинуть стоявшую невдалеке амфору, то зацепиться за огонь. В последнем случае, как я отмечал, иногда глядя на нас со стороны, мне пришлось бы поливать коллегу чаем, что вряд ли бы остудило его пыл.

– Именно рекуррентные соотношения! – восклицал г-н Павленко, – не стоит бояться того, что post hoc egro antem hoc11, этого парадокса линейной логики. Ведь в данном случае мы рассматриваем не цепочку событий, но систему как единое целое.

– Но если не вклиниваться в процесс принятия решения, то как же им управлять? – вероятно, мои вопросы казались наивными.

– Коллега, не уводите разговор в сторону. Итак…

Я снова обрёл своё шагающее тело, и ночь, не в силах одолеть самодостаточный город звёздным величием, принялась воздействовать на него холодом. Ступни моих ног почувствовали прикосновения не то льда, не то мёрзлого железа.