– А почему ты мне сразу же не рассказал? – с обидой спросила девочка, всё так же редко всхлипывая.

– Боялся за тебя… И я сам был подавлен. Столько мыслей добивало меня. Мне было тяжело даже говорить. И только сейчас нашёл в себе силы всё рассказать. Моё сердце так болит за твоё душевное состояние в столь юном возрасте, за твой неокрепший ум. Вот… так всё и вышло… Ты прости меня, моя милая…

Тут настоящие слёзы заставили старика ненадолго замолчать и дать девочке переварить новую порцию откровения. Сам он ни на секунду не переставал надеяться на то, что детская светлая головушка его дочери от начала и до конца воспримет его слова как самую чистую правду, пусть и с отголоском волшебства. В то же время в его голове крутились такие мысли:

«Пусть моя душа будет выносить все муки за мой язык, когда и меня не станет. Но на что только ни пойдёшь, лишь бы доченька не страдала, и мне было спокойнее. Может, то, что я ей рассказал, ‒ ложь, но это, по крайней мере, ложь во благо, в которую и я с охотой поверю! А если мы оба всей душой в неё поверим, то она станет правдой. Пусть нас заклеймят сумасшедшими! И нашу убеждённость в придуманной мной истине никто не разрушит! Всем недоброжелателям, всем сомневающимся в этой истине и в нашей здоровой психике мы будем плевать в лицо. Лишь бы не слёзы доченьки…»

Объяснения отца нисколько не показались девочке подозрительными и глупыми. Да и разве можно хоть чуточку усомниться в словах родного и дорогого человека, который никогда не обманет, не совершит иной дурной поступок! Иннокентий всегда делал для неё только хорошее, от него никогда не исходило что-то дурное или страшное. Так что есть ли повод сомневаться в нём? Нет. Кроме того, учитывая, что Горислава всегда воспринимала Светлану как солнце, дававшее ей силы и показывавшее верный путь к лучшей жизни, к тому, чтобы она выросла счастливым человеком с чистой душой и благими мыслями. Воспринимала как центр мира внешнего и её собственного, внутреннего, всегда восхищалась её добротой, трудолюбием, упорством, сияющей улыбкой, блестящими длинными седыми волосами, нежными и сильными руками, выступавшими на конечностях венами, в которых текла драгоценная кровь, благодаря которой Светлана продолжала находиться рядом с мужем и дочерью… Девочка делала всё, чтобы радовать свою маму и никогда не огорчать. Поэтому Горислава была готова поверить, и она с трепетом поверила словам Иннокентия. В её голову даже не смели варварски проникать мысли, полные сомнений, неверия и предположений, что он сошёл с ума от горя. Она впитала всё, что услышала, и перед ней снова открылся другая реальность, более приятная, чем предыдущая, начавшая своё существование после ухода Светланы, но менее приятная, чем самая первая, возникшая после рождения Гориславы.

– А как… нам с ней связаться? – полным надежды голосом спросила девочка, чуть плача теперь оттого, что душа её сумела обрести силы, чтобы противостоять армии всевозможных отрицательных чувств, давивших на неё, вдохнуть свободу, ощутить её каждым миллиметром своего существа и запеть в честь тяжёлой и сладостной победы в этом самом внутреннем бою.

– Я тебе позже расскажу. А пока подумай хорошенько о том, что я смог и успел тебе рассказать, пропусти каждое моё слово через себя как можно лучше. Тем более, я достаточно сейчас нагрузил твою бедную головушку. Но запомни: это наш секрет от всех вокруг. Никому не нужно всё о нас знать. Счастье любит тишину.

Голос старика трепетал, в нём улавливались нотки радости и облегчения, возникшие при осознании того, что Горислава поверила ему. Он полагал, что чем чаще он будет так или иначе напоминать ей о том, что она сейчас узнала, тем сильнее станет и её, и его вера в эту историю. А впрочем, это будет возможно, если Думцевы просто будут постоянно думать об этом. Это их правда и их реальность, а мировоззрение других людей Гориславу и Иннокентия нисколько не интересовали. Старик дал такой ответ не только из очередного желания проявить заботу по отношению к дочери и попытаться всё же отгородить её от злых соседских языков и глаз, но и потому, что пока не успел придумать, как девочка могла бы снова беседовать со Светланой. Его мозг оказался максимально перегружен и новыми нахлынувшими эмоциями, и различными мыслями, и ему следовало отдохнуть, чтобы потом снова как следует обдумать дальнейший план действий.