– Беги уже, давай! Сейчас родители проснутся, зачем тебе ещё проблемы на пути?! – Мериана подталкивает меня, да так, что я едва не падаю на пол.

На негнущихся ногах иду к окну. Вылезаю. Дохожу до аптечного двора.

– Всё слышал, – сочувственно уточняет Берониан. – Жаль, мог бы вместо неё поклажу взять, а теперь и времени-то нет. Давай, подходи ко мне ближе. Не можешь? Ладно, я сам.

Подлетает ко мне, и я становлюсь частью призрака. Он во мне – или я в нём? Не знаю, но моё тело заволакивает прозрачная субстанция, которая, собственно, и есть Берониан. И я в ужасе понимаю, что родной улицы уже нет, что я в нигде, и это нигде поглощает меня, засасывает, как и сам призрак… Наверное, это никогда не кончится?! Наверное, сегодня у меня прекратилось всё – и любовь, и жизнь, – и началась мука, которая поглощает, никогда не отпустит, всегда будет со мной?.. Впрочем, нет. Мука заканчивается. Мы стоим на опушке Заболоченного леса, по крайней мере, я вижу просвет за деревьями – значит, там дорога. И болотце справа – здесь всюду болотца. А так – полянка как полянка… От неожиданности – такими перемещениями я всё же никогда не занимался, тем более в таком состоянии духа, – падаю на траву.

– Можешь передохнуть, здесь безопасно, – замечает призрак. – Тебе, наверное, лучше доспать. На траве мягко, ничего плохого с тобой не будет. А я пока осмотрюсь по сторонам. Через несколько часов вернусь. Ты не бойся, здесь рядом дорога, с которой никто в лес не сунется, а из глубины леса не сунутся сюда, потому что рядом дорога… Ночью тут, конечно, ещё как шастают, но сейчас утро – и прохожие, и мародёры боятся друг друга. Спи, Леокаст.

Берониан исчезает, а я пытаюсь понять, что же со мной произошло.

Какие-то птицы поют высоко, на верхушках деревьях. Какой-то конский топот проносится вдали – не на дороге рядом, скорее, кто-то пытается скостить путь в город поблизости. Из болотца доносится кваканье лягушек.

А я лежу и пытаюсь осознать, что со мной произошло.

Наверное, лучше и правда уснуть. Не понимаю, решительно ничего не понимаю. Я должен срочно бежать из города. Фальян отказывается бежать со мной. Мериана хочет замуж за Корибельского…

Так бы и лежал с этими мыслями, часами бы лежал, но спал я и вправду слишком мало, а привычную порцию утренней настойки так и не получил. Так я и знал, что от снадобий Фальяна выработается однажды зависимость: тело, не получившее привычный глоток бодрости, просто-напросто отключает мою способность думать.

Меня поглощают сны – очень заболоченные, очень лесные сны.

Эжен Корибельский поёт высоко, на верхушке дерева. Поёт:

– Леокаст, весь в чёрном, вырви глаз! Вырви, вырви себе глаз, глупый, глупый Леокаст! Мериана моя! Мериана – моя! Мериана – моя!..

Кидаю в Корибельского какой-то шишкой, он замолкает, а вдали проносится топот отца Карла. Он, наверное, наполовину лошадь, кентавр. Вот почему постоянно прячется в рясе, в такой длинной. Вот почему священники надевают рясы – нет, вот почему отец Карл пошёл в священники. Вернее, кентавр Карл.

Он бежит, бежит где-то рядом, старается скостить путь в город. Но если он скостит его через мою опушку – тогда и затопчет своими копытами…

Но топот проносится вдали и затихает. А совсем рядом, в болотце, квакает Мериана:

– Леоквааааст, ты был квароший, но всё кваончилось! Ква, ква, ква-ква, теперь квакать буду с Квааааэженом! Ква!

Проснулся бы в холодном поту, но не могу проснуться: организм и вправду не получил свою привычную дозу настойки.

Подскакиваю – даже понимаю, что мне просто снится, что подскакиваю, всегда хорошо отличал сон от реальности. Вылавливаю из болотца лягушку – да, это Мериана, где вы ещё видели лягушек с золотыми локонами? Страстно целую – ведь от этого она должна расколдоваться, правда?..