— Ну, спасибо, — приподнимаюсь и сажусь на кровать, опираясь о стену. — У меня там что-то точно не так. А если у меня никогда не будет детей? — смотрю на Инну в надежде, что та успокоит меня, но головой понимаю, что нет — не успокоит. — Я же хочу детей, не сейчас, но когда-нибудь точно. А если я уже бесплодна?

— Глупышка, давай запишемся в женскую консультацию. Не нагнетай. Я уверена, что это из-за того, что ты стрессуешь и сбросила вес. Откуда там месячным взяться, если тебя ветром сдувает?

— И ты туда же.

— Ну а что? Ладно, прекрати из-за этого грузиться. Запишемся к врачу, можно в платную клинику по купону сходить, а то очередь в ЖК, хрен дождешься. Найдем мы тебе эти пару тысяч, не дрейфь.

— А как они меня будут смотреть? Ну… там. Поняла?

— Поняла. Через задницу.

— Чего?

— Ну девочек смотрят через задницу.

— Да иди ты! — резко вскакиваю с кровати, поправляя непослушные волосы. — Не пойду я ни к какому врачу. Жила как-то и дальше проживу. На прокладках экономлю, во всем есть плюс.

— Какого хрена я тебе вообще это сказала, дура! Хотя ты определенно дурнее меня. Не пойму я тебя, Леська, то ты бойкая и острая на язык, то такое ссыкло, что мне страшно становится за тебя.

— Если бы ты знала, как мне страшно от самой себя. И вообще…, — смотрю на себя в зеркало и впервые понимаю, что внезапно возникший в моей жизни Игорь, в общем-то прав. От этого становится невыносимо горько. — Инн? Я страшная? — провожу руками по наспех обрезанным волосам, которые сейчас представляют собой что-то отдаленно напоминающее каре, и вновь хочется от души расплакаться.

— Глупости не говори, — Инна встает с кровати и подходит ко мне сзади, кладет руки на плечи и легонько их сжимает. — Единственный в тебе недостаток — это маленький рост и худоба. С первым бесполезно бороться, разве что, сменить кроссовки на туфли, ну а второе решается быстро — откормить и точка, — игнорирую Иннину реплику о моих «единственных недостатках», прекрасно понимая, что она меня просто успокаивает.

— Ну зачем?

— Что?

— Зачем я обрезала волосы?! Дура! А ноздри? Ноздри у меня большие и широкие? — перевожу взгляд на Инну, которая в ответ лишь округляет глаза и, приложив мне ко лбу кулак, начинает стучать им по моей черепушке.

— У тебя мозг вообще как, работает или от голодания сдох? Чего ты несешь? Какие ноздри?

— Сегодня мне сказали… точнее вчера, что я плоскогрудая, плоскозадая и широконоздревая уродина.

— Широконоздревая?!

— Ну я не знаю, как это говорится. Ты же прекрасно поняла. А еще он сказал, что на меня ни у кого не встанет. Ну… член в смысле.

— Тю, встанет еще как. Но волосы ты реально зря обрезала. Ну да ладно, они у тебя благо растут не как у меня, три волосины за год. Скоро отрастет такая коса, что ты этому чмушнику обмотаешь ею его шею, а кончики в ноздри вставишь, чтобы у него в носу защекотало.

— Никакой он не чмушник.

— Кто это вообще такой?! — не унимается Инна и хватает меня за рукав кофты, как только я отхожу от зеркала.

— Мужчина.

— Ну понятно, что не баба, раз не встанет. Где ты его откопала?

— Это скорее он меня откопал под двумя уродами.

— В смысле?!

— В прямом, меня снова затащили… только уже в кусты, и если бы не он, то… в общем, ты все поняла. Поэтому он кто угодно, но не чмушник.

— Лесь, давай к бабке сходим.

— К какой бабке? — непонимающе уставилась на нее, одергивая рукав кофты.

— Ну к колдунье там, или как их кличут. Колдуй баба, колдуй дед. Ну, чтобы тебя перехотели хотеть насиловать. О как сказала!

— Совершенно не смешно, — обиженно бросаю я, и возвращаюсь на кровать.

— Я и не смеюсь. Ну может, это сглаз какой? А что, вдруг тебя мать прокляла, а говорят материнское проклятье самое сильное.