(Есения)

Промокнув до нитки, все же сажусь в машину к однокурснику. Я бы никогда не села, если бы не ливень, из-за которого я могла опоздать, и предательская блузка. Намокнув, она прилипла к телу, и я стала похожа на Риту Павлову, которая вчера светила бельем в своей полупрозрачной кофточке перед всем курсом. Спешно прикрываюсь рюкзаком. Вот как я сейчас явлюсь на пары в таком виде? И не пойти, естественно, нельзя. Жутко переживаю по этому поводу. Еще и этот Бессонов пялится. Что ж за день сегодня? С самого утра не задался.

– Напомни, бледная, как тебя звать? – бросает на меня взгляд, на секунду отвлекаясь от дороги.

– Есения.

– Прикольно, не слышал ни разу. А если как-то покороче? – ухмыляется. Это у всех крутых парней такая фишка, хищно обнажать свои белые зубы?

– Тебе не обязательно, – отвечаю, прижимая к себе рюкзак. Боже, блузка точно не высохнет до пар. Вот же позор. Еще и, как назло, первой парой общая лекция. Позориться, так по-крупному? Так и придется прятаться за рюкзаком, пока не обсохну. Боже, за что мне это испытание? А, знаю, за вранье отцу.

Бессонов только хохочет в ответ. Весело ему. Конечно, это не он оказался в такой неприятной ситуации. И как я не додумалась взять с собой зонт? Видела же, что тучи надвигаются.

Бессонов останавливает машину на парковке возле колледжа и вдруг тянется ко мне. Испуганно дергаюсь от него, как от прокаженного, врезавшись правым боком в дверцу.

Он цокает и качает головой, словно показывая этим, какая я дура. Протягивает руку на заднее сиденье и, достав оттуда, сует мне свою толстовку.

– Держи, бледная.

Не хочу брать его вещь. Но смотрю на нее и понимаю, что это единственный вариант не позориться перед всем потоком. Все же принимаю. Надеваю толстовку и застегиваю молнию до самого верха. Сразу становится тепло и удивительно комфортно, хоть вещь и чужая.

– Спасибо, после пар верну, – бросаю и дергаю за ручку.

Выскакиваю из машины Бессонова и тороплюсь ко входу. Мне навстречу попадается Осипов. С неподдельным удивлением останавливается, переводя ошеломленный взгляд с меня на идущего позади Бессонова.

– Охренеть, – слышу от него, когда пролетаю мимо. – Ромео, ты как это делаешь?

Вот обязательно обсуждать свое удивление так, что я тоже это слышу?

– Учись, пока я жив, – довольным голосом отвечает Роман.

Еще один, не заботящийся о чужих чувствах. Их всех что, в одном инкубаторе выводят?

Вхожу в лекционную и в спешке достаю тетради, ручки, карандаш. Выкладываю все перед собой, только чтобы занять руки и не поднимать глаза на остальных одногруппников.

Часто дышу от волнения, но мне становится только хуже. Ведь я вдыхаю запах, который исходит от толстовки. И он только дополняет образ Бессонова. Такой же яркий, дерзкий, вызывающий, с нотами грейпфрута и розмарина. Он окутывает меня, проникает глубоко в легкие, обжигая. Но тем не менее запах очень приятный, не отталкивающий.

– Привет, – плюхается рядом со мной Ника. – Вот ливануло, да? О, а что это на тебе? Это же мужская толстовка. Колись, с кем уже мутки? – играет она бровями и улыбается.

– Конечно ни с кем, – задыхаюсь от возмущения. – Просто я промокла.

– И? Кто дал тебе толстовку? Кто этот таинственный ухажер?

– Опачки, как интересно, – подсаживается рядышком Диана. – Говорят, ты девочка-паинька. Врут? Уже на второй день с кем-то тусишь.

Вот же пристали. Какая им вообще разница? Молчу, стараюсь не обращать внимания. Им надоест, станет скучно и они отстанут. Проходили уже. Главное не вступать в диалог.

– Ну и ладно, по-любому какой-нибудь задрот, – фыркает Диана своей подружке Рите Павловой. – Другого у нашей святоши все равно не будет.