В течение последовавшего затем двухчасового совещания Шелленберг напряженно размышлял, насколько приемлемо вывести Гиммлера на прямой разговор именно сейчас. Безусловно, это был хоть и тонко просчитанный, но все-таки риск, и ничто не могло умалить его непредсказуемой опасности. Вместе с тем довольно близкие отношения, установившиеся между ними за последний год, допускали резерв доверия, позволявший без роковых последствий либо продвинуться дальше в нужном вопросе, либо отступить назад, либо остаться на месте, объяснив его обсуждение попыткой взвесить все за и против.

Ровно в четыре часа Гиммлер прервал совещание. Он должен был лететь в полевую ставку СС «Хохвальд», самолет ждал его на аэродроме Темпельхоф в восемь. Чтобы лишний раз прогуляться по парку, Гиммлер иногда приказывал водителю ждать его с обратной стороны виллы. Шелленберг навязался ему в компанию.

– Зная ваши привычки, я тоже решил бросить машину с той стороны, – улыбаясь, пояснил он.

Они пошли по вымощенной серым камнем тропе. Неожиданно Гиммлер замер возле небольшого муравейника.

– Вот, Шелленберг, – сказал он, глядя на копошащихся насекомых, – вы считаете, что ваша жизнь бесценна и важнее жизни всех этих тварей вместе взятых. Однако в понимании даже одного из этих муравьев или собаки, что лает где-то там, или вон того воробья ваша жизнь существенно менее ценна, чем каждого из них. Не странно ли это?

– Странно, рейхсфюрер, – согласился Шелленберг. – Но их мнение никто не спрашивает.

– А ваше? – Гиммлер ободряюще усмехнулся. – Это шутка, штандартенфюрер… Идемте. У меня мало времени. Вы хотите что-то сказать.

Юмору Гиммлера была присуща некая зловещая зашифрованность, понимать которую можно было по-разному.

– Рейхсфюрер, – начал Шелленберг деловым тоном, – мне нужна ваша негласная резолюция. И вот в каком вопросе.

– Вы поэтому решили поговорить со мной на улице? Боитесь прослушки?

– От вас ничего не скроешь.

– Будьте кратки, Шелленберг.

– Конечно. Так вот, вам, безусловно, известно, что высокопоставленные чины в окружении Канариса – не все, но их число постоянно растет – прилагают усилия, чтобы выступить против режима национал-социализма. Они постоянно расширяют прямые связи с англо-американцами, пытаясь договориться с ними о будущем рейха. Пока союзники не очень-то им доверяют. Но это пока.

– Чего они хотят? – отрывисто спросил Гиммлер.

– Они хотят голову фюрера.

– В каком смысле?

– В идеале, они хотели бы его судить.

– Но вы понимаете, что это невозможно.

– Конечно, рейхсфюрер. Однако со временем пожелания могут меняться. Дело не в том, что мы их не трогаем. Дело в том, что их не трогает Мюллер, которому тоже много чего известно.

– Говорите яснее.

– Не секрет, что Мюллер чуть ли не ежедневно носит доклады фюреру через вашу голову. Он прекрасно понимает, что военная удача может и не вернуться. И буду с вами откровенен, меня тоже терзают такие сомнения. Мюллер ищет покровителя. Он ждет, когда власть рухнет под натиском ренегатов из вермахта, чтобы передушить их, как штурмовиков Рема, и перехватить инициативу.

– Я так понимаю, что этого ждете и вы.

– Мы, рейхсфюрер, – мягко поправил Шелленберг. – Если позволите, мы… Важно, чтобы в случае такого развития говорили с нами, а не с теми, кого обхаживает Мюллер. И еще. Даже эта сволочь Риббентроп, и тот располагает активным дипломатическим аппаратом, не говоря уж об абвере. У нас такого контакта до сих пор нет. Мы, конечно, работаем с источниками и в Стокгольме, и в Берне, но нам пока не верят.

– Что же вы предлагаете?

– Найти надежный канал связи, которому безусловно доверяют западные союзники, чтобы иметь возможность контролировать ситуацию и, по необходимости, управлять ею.