– Кессельринг не поддастся шантажу.

– Значит, будет другой. Абвер – очень сильная организация.

– А что дальше?

– Все, что угодно: переворот, ликвидация, арест. Но результат один – концентрация военной мощи на Востоке. При нейтралитете Англии и США консолидированный германский кулак обрушится на Советскую Россию и поставит ее на колени. В этом случае можно будет рассчитывать на поддержку Японии. А это уже война на два фронта. Без союзников русским не устоять. Разве не этого желает мистер Черчилль?

– А гарантии? Какие гарантии даст новая Германия?

– О гарантиях можно поговорить позже. Вы же понимаете, это движение в обе стороны. Моим доверителям тоже нужны определенные гарантии.

– О, да, конечно. – Виклунд дружелюбно похлопал Хартмана по плечу. – И о каких гарантиях идет речь в данном случае?

– Это предмет отдельного разговора. Но есть одно условие, не подлежащее сомнению: независимость нового руководства должны быть обеспечена. Все остальное допускает компромисс.

– Вы должны назвать хотя бы одну фамилию.

– Хорошо… Зондерфюрер фон Донаньи.

– Угу, – кивнул Виклунд. – Штаб Канариса?

На сцене Косинский надрывно рассказывал о своей любви к Амалии. Помолчав пару минут, Виклунд сказал:

– У Канариса масса возможностей вести диалог за пределами рейха…

– А вы ему верите?

Вопрос Хартмана повис в воздухе.

– На Канариса рассчитывать не приходится, – пояснил Хартман. – Он нерешителен, чувство долга в нем сильнее чувства справедливости. Есть более надежные люди.

– У них есть влияние?

– Несомненно, – заверил Хартман и сразу добавил: – Впрочем, адмирал в курсе моей миссии.

– Франс, мы знакомы много лет. – Усы Виклунда опять поползли вверх. – Вам я безоговорочно верю. Но на дворе уже сорок третий. А люди Канариса по-прежнему много говорят, да мало что делают. У моих друзей создается впечатление, что их ресурс весьма и весьма ограничен.

– Что ж, моя задача – донести их позицию. А делать выводы будете самостоятельно. Поговорим об этом позже. Знаете, Юнас, – заговорщически улыбнулся Хартман, – думаю, не будет большим грехом, если мы сбежим отсюда, не дожидаясь развязки. По-моему, артистам сегодня не до нас. Поедемте в отель ужинать.

– Боялся вам это предложить.

– Вот и славно. Угощу вас тушеным кроликом с мозельским траминером.

– Разве война уже кончилась?

– Для кого как, Юнас. Для кого как.

Они покинули ложу под бездушные вопли целующего родную землю разбойника Карла. По дороге к машине Хартман скороговоркой сказал:

– Да, Юнас, чтобы вы понимали: неделю назад в Рейхсканцелярии прошло закрытое совещание, в ходе которого Гиммлер передал фюреру специальный доклад, содержащий сведения о прорыве германских физиков в создании уранового оружия. Гитлер хотел, чтобы Гиммлер выступил по этой теме, но тот демонстративно отказался. – Он помолчал и добавил: – Это к вопросу о ресурсе моих доверителей.

Созданное на рубеже веков в модном на тот момент югендстиле, позже дополненное помпезными фигурами рукодельницы и скульптора-резчика над главным входом, легкое, изящное здание на Принц-Альбрехт-штрассе когда-то было центром прикладного искусства. Вместе с примыкавшим к нему музеем этнографии оно представляло собой оазис для любителей вязания, вышивания, лепки, ковки и прочих народных радостей. Теперь в нем размещалась штаб-квартира государственной тайной полиции или, говоря коротко, гестапо.

По приказанию Шелленберга Норберт Майер срочно прибыл на Принц-Альбрехт-штрассе. Стремительным шагом он пронесся по широкой, просторной галерее, связывающей главное здание со вспомогательным корпусом. Меж огромных окон, установленные на высоких постаментах, мелькали черные головы Гитлера, Вильгельма, Бисмарка. Стук подбитых каблуков с резонирующим треском отзывался в ажурных сводах. Внутри было на удивление тихо. Немногочисленные служащие передвигались по безликим коридорам со спокойной, деловой сосредоточенностью, и если разговаривали, то вполголоса. Тишину нарушал лишь глухой стук пишущих машинок, доносившийся из-за закрытых дверей. И хотя весеннее солнце закатывало в просторные окна тонны веселого майского света, административный холод буквально сковывал ведомство Генриха Мюллера, который терпеть не мог даже малейших отклонений от заведенного порядка.