Если ударит – я костей не соберу.

А затем Ратмир меня удивляет, и искренне смеется, взъерошивая короткие темные волосы.

– Ну пойдем, покажешь мне отцовский гардероб, – бросает он, и первым шагает в сторону нашей спальни.

А я быстро поворачиваюсь к Яну, и кручу пальцем у виска.

– В гостевой есть пара комплектов одежды, забыл?

Мужчина ойкает, и делает виноватое лицо.

Вообще, по-хорошему бы распределить одежду между Яном и Ратмиром, но пасынку мне хочется насолить, вырядив в вещи нелюбимого отца.

Настоящая злая мачеха, почти как из сказки.

Вот только я забыла, что мы окажемся в моей с Тимуром спальне наедине. И видеть здесь не мужа, а его молодую копию… странно.

Ратмир оглядывает комнату с любопытством и неприязнью, почти с ненавистью смотрит на нашу кровать, а я подхожу к гардеробной.

– Скучновато здесь, – голос парня вибрирует. – Ты ведь художница, да? Неужели не хочется обставить дом поинтереснее. Ну хоть спальню. Или обстановка соответствует содержимому?

– В смысле?

– В том смысле, что со стариком интересно быть не может, а значит и обстановка должна соответствовать: серо-бежевое унылое нечто, – выплевывает Ратмир.

– Мне нравится, – защищаюсь я, и трясущимися руками достаю новый, ни разу не ношеный Тимуром спортивный комплект.

На самом деле, мне не нравится.

Ратмир прав, и здесь скучно. Уныло. Разреши мне Тим, я бы все поменяла, добавила бы красок, милых мелочей, создавая уют. Но муж невысокого мнения о моем вкусе, и боится, что…

… – Я не желаю видеть в своем доме шторы из монет и неоновые вывески, – сказал мне Тимур, отвечая на мое предложение.

– Ты врешь! – Ратмир читает мои мысли, и я швыряю в него одежду.

– Держи, родственничек!

Нужно ли мне ненавидеть эту девчонку?

Нужно.

Или нет.

Даже когда я решил проследить за ней, ненависти я не испытывал, лишь неприязнь, и любопытство. В конце концов, что бы там мама не думала, как бы ни ругала «эту малолетку», мужчина – не баран, которого легко увести.

Отец сам так решил – уйти.

А девчонку можно понять, в столице все такие – за старый денежный мешок хотят выйти, только благодаря деду, мешок этот заметно прохудился.

Держу в руках мягкий спортивный комплект, и усмехаюсь.

– Иди, и переодевайся, – командует Вика.

Как скажешь, блонди. Мачеху положено слушаться!

И я стягиваю с себя футболку, зашвыривая на эту их супружескую кровать. Тяжело представить, что они на ней… вдвоем…

Отвратительно!

– Ты что вытворяешь? – Вика бледнеет, и пятится от меня спиной. – Иди к себе, и там переодевайся. Что за стриптиз?

– А я тебя не стесняюсь, – весело отвечаю, и стягиваю джинсы.

А Вика, как маленькая, зажмуривается.

В ту нашу ночь она была смелее. Так цеплялась за меня, вжимала в себя.

Отпускать не хотела ни на секунду.

– Я все хотел спросить, с кем из нас тебе было приятнее? С отцом или со мной? – сам не знаю зачем, продолжаю я давить на девчонку. И с внезапно, как всегда, проснувшейся злостью дополняю вопрос: – Или с Яном?

Девчонка вспыхивает.

Оскорбляется, и оскорбляется искренне.

– У меня с Яном никогда ничего не было. И не будет! – выпаливает, а я снова смеюсь.

Напоминание о нас ее уже не смущает.

А этот Ян… Вика может сколько угодно делать вид, что не замечает его взглядов, но я все вижу. Думаю, и она видит, но это ведь так удобно – купаться в любви другого человека, знать, что можешь на него рассчитывать.

И ничего не давать взамен.

Так было у мамы к отцу.

И так у Яна к Вике. Прилетел ведь по первому зову, про вещи забыл, лишь бы не оставлять меня с ней наедине.

– А у нас с тобой будет? – ложусь на кровать, и улыбаюсь. Хотя с большим удовольствием бы сжег ее. – Я могу заменить отца, хочешь? Ты ведь хочешь, Вика…