А на избе стало тоскливо. Старые кадры ходить перестали, а ошивается там бог знает какая шелупонь. Порубили много деревьев вокруг, и никому нет дела. Келдыш на Медведя кивает, Медведь – на Келдыша. Друг с другом не разговаривают. Обидно.

Узнала, наконец, про Петюнчика. Его, оказывается, забирали принудительно лечить от алкоголизма. Только, похоже, там не лечат, а калечат. Один раз мы с ним встретились, так я потом целый вечер ревела. Ведь какой парень был! А теперь смотреть страшно… С Ленкой не живёт, нигде не работает. Правда, говорят, что где-то коз держит и пасеку. Дай бог, может, и образуется всё?

А вчера на плотине встретила Медведя. Он тоже со всеми переругался и даже не здоровается, а со мной так хорошо поговорил! Рассказал, как в прошлом году на Победу ходил с красноярцами. Говорит, уже под самым вершинным гребнем руки напрочь поморозил, и его вниз направили. А связка, с которой он до этого шёл, потом погибла. Муж и жена.

Кошмар!

Знаешь, а Андрей сильно изменился. Такое впечатление, что мягче стал… И печальный… Да, чуть не забыла! Агнейка-то наша замуж засобиралась! И парень вроде неплохой. По крайней мере, она вся аж светилась, когда мы с ней в автобусе шушукались. И рожать хочет. Поздновато, конечно, но ведь всё равно надо. Ничего, вынянчим! Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!

Снабжение у нас стало похуже. Перевели на талоны, но и по талонам не очень-то разбежишься. Самый модный бутерброд – это если на хлебный талон положить колбасный. Это я опять шучу: хлеб, слава богу, пока без талонов продают. А вот сахара вообще не видно. Хорошо ещё, весной Паше удалось полмешка добыть по большому блату (начальник, блин!), так хоть жимолость и смородину перекрутили.

Ой, всё! Павел Николаевич копытом бьют – за грибами пора.

Допишу завтра…»

***

– Танюшка, беги сюда! Скорей!

Татьяна, недовольная мужем, оторвавшим её от кухни, естественно, не прибежала, а демонстративно вплыла в комнату, где Витька смотрел программу «Время».

– Слушаю, мой господин?

Витька, не обращая внимания на язвительно пропетую цитату из мюзикла про Али-Бабу и сорок разбойников, подхватил жену под попку и закружил по комнате:

– Даёшь Катунь!

Татьяна не поняла. Тогда он начал восторженно рассказывать про только что увиденный репортаж:

– Понимаешь, Рыжков прямо на Катунский створ прилетел! И сказал, что нечего дурить, а надо строить! Так прямо и сказал!

– Чтоб не дурить?

– Ну, не совсем так. Это я чтоб понятнее было. Но смысл такой же.

– Вить, неужели получится? – Татьяна, сменив гнев на милость, не торопилась освобождаться из мужниных объятий.

– А куда они теперь нафиг денутся? Это всё Дед Кузя!

– Ну, какой же молодец!

Зондеры уже третий год усиленно пытались прижиться на Украине. Занесла их сюда нелёгкая по простой и печальной причине – строительство ГЭС на Енисее закончилось. То есть работы для кучки самых настырных там ещё оставалось на десяток, а то и больше лет, но это, как говорил Шурка-Келдыш, были уже судороги. Стало ясно, что до пенсии там не дотянешь, а значит, надо держать нос по ветру.

Нос подвёл Зондера. Только безносый инвалид умудрился бы не унюхать, в какую помойку под названием «трест-площадка» он вляпался сдуру. А когда почувствовал промашку уже не носом, а всей шкурой, то поезд ушёл. Поздно, доктор…

Трест-площадка, по замыслу, строила очень интересный гидроузел на тёплой симпатичной реке. Высокопоставленный вербовщик, купивший Витькину да и Танину душу рассказами о параметрах будущей ГЭС, намекнул, что главный инженер там явно не на месте, и его замена – дело решённое. Вот только не на кого…