– Прелестно! Чем в миру занимаетесь: учитесь, работаете?

– Служу егерем в лесоохотничьем хозяйстве вместе с отцом. А что?

– Девушка-егерь – что-то новенькое!

– Что есть, то есть.

– Значит, в тайге чувствуете себя как рыба в воде и со зверюшками на «ты»?

– Олег Геннадьевич, вы, если о чём-то конкретном спросить хотите, спрашивайте. – Рита, скрестив руки на груди, подпёрла плечом дверную коробку и, не моргая, уставилась исподлобья на собеседника (должен вам признаться: такого гипнотического взгляда в её исполнении мне ещё не приходилось видеть). – Вы уж извините, невольно я подслушала концовку вашего разговора.

– Рита, вам знакома эта волчица? – Олег Геннадьевич забрал у меня фотографию и показал ей.

– Маргоха?! Конечно, знакома. А что?

– Как хорошо вы её знаете?

– Как себя.

– А когда вы видели её последний раз?

– Да вот, перед самым отъездом сюда в тайге тискала да пузико ей чесала. А что, что-то случилось?

– Ровным счётом ничего особенного, если не считать того факта, что своим чудесным спасением, по имеющейся у меня информации, Алексей обязан именно ей. Поймите меня правильно, друзья мои, я не из праздного любопытства хочу докопаться до истины. Все мы в неоплатном долгу перед вашей питомицей. – Олег Геннадьевич заканчивал свой монолог без свойственного ему напора и энтузиазма, скорее по инерции, что на него было совершенно не похоже (неужели Рита его действительно гипнотизировала?). – Спасла человека, доставила ценные документы в штаб. Да за одно это вашей Марго честь и хвала.

– Я непременно передала бы ей слова вашей благодарности и побаловала бы её чем-нибудь вкусненьким во время нашей следующей встречи, если бы не одно но: я не верю в сказки. Вы отдаёте себе отчёт, где Южный Урал, а где ваша Чечня? Да она физически не смогла бы преодолеть это расстояние.

– Тот же самый вопрос я слышал пять минут назад, только из уст Алексея. Вижу, что зря трачу время. Вот ведь партизаны, а!

Рита фыркнула и отвернулась.

– Ладно, друзья мои, давайте поговорим о приятном. – Перед нами вновь стоял командир, пришедший проведать подчинённого.

Он поднял с пола и поставил на кровать сумку и запустил в неё руку.

– Простите, что делаю это в госпитале, а не на плацу перед строем отряда. Как говорится, дорога ложка к обеду. Поэтому разрешите мне от лица командования за личное мужество и героизм, проявленные при выполнении особо важного задания… Сиди, сиди, не вставай, – осадил он меня, – вручить майору Головину Алексею Максимовичу орден Мужества. – Командир извлёк из сумки коробочку, раскрыл её и, немного повозившись, прикрепил орден мне на тельняшку. – Поздравляю!

– Служил Отечеству! – отчеканил я, боковым зрением заметив, что Рита вытирает слёзы.

– Приказ о присвоении тебе очередного воинского звания – майор – пришёл в тот злополучный день. Поэтому… – рука командира вновь нырнула в сумку и извлекла на свет божий шитые золотом майорские погоны к парадному кителю, скреплённые бумажной полоской, – позволь вручить тебе и их.

– Спасибо! Только ни к чему мне теперь всё это.

– Что значит «ни к чему»?! С дядей Ваней на Двадцать третье февраля и на День победы форму будешь надевать. – Рита села рядом со мной на кровать. – И на свадьбу наденешь. И возражения не принимаются. – И, не обращая внимания на Олега Геннадьевича, страстно поцеловала.

– А ещё на День ВДВ и День войск специального назначения, – отвернувшись, добавил Замятин, утопив руку в сумке. Из неё он извлёк бутылку коньяка «Белый аист». – Из старых запасов, между прочим. Надеюсь, стаканы у вас найдутся?

– Да вы что, ему же нельзя! – возмутилась Рита, обнимая меня.