— Велика доблесть — справиться с девчонкой! — поморщился конунг.

— Он и в бою сражался достойно, — ответил Асбьерн. — Любой скажет, что это так.

 

Наконец появился и Халльдор. Он сошел на берег одним из последних и сразу направился к старшему брату. Эйвинду показалось, что юноша немного взволнован или даже смущен.

— Рад видеть тебя, Халльдор. — Конунг крепко обнял его. — Асбьерн говорит, в походе удача благоволила тебе. Что скажешь?

Юноша ответил:

— Я обязан жизнью Асбьерну, потому не мне рассуждать об удаче. Но вернулись мы с хорошей добычей. Это так.

Ярл одобрительно улыбнулся, положил ладонь ему на плечо. Халльдор хотел еще что-то добавить, но тут краска бросилась ему в лицо и он замолчал.

— Я слышал, ты привез пленницу, — подсказал догадливый конунг.

— Пленников много, — кивнул юноша. — Трое крепких мужчин, несколько красивых девчонок. Мы славно повеселились, когда некоторые из них вздумали с нами драться. Я даже подумал, что такие отчаянные заслуживают лучшей доли, чем рабство.

— Да просто одна из них тебе нравится! Не зря же всю дорогу ты не сводил с нее глаз, — хмыкнул Ормульв.

— Было на что поглядеть, — спокойно ответил Халльдор, — ведь нечасто девчонки вместо того, чтобы жалобить нас слезами, хватаются за оружие. Лучше скажи, что за воин нанес тебе рану, Ормульв Гуннарссон?

Теперь залился краской рыжебородый хёвдинг[3].

— С каких это пор поленья и глиняные горшки называют оружием? — проворчал он. И сердито махнул рукой, услышав в ответ дружный хохот побратимов.

— Выходит, словенская девчонка так ловко приласкала тебя поленом? — сквозь смех поинтересовался Эйвинд. — Она и впрямь заслуживает свободы, Гуннарссон!

— Правду сказать, — отсмеявшись, проговорил Халльдор, — я бы оставил себе самую младшую. Все равно датчане не дадут за нее много серебра. Но это не мне решать, а тебе, брат.

Эйвинд конунг внимательно поглядел на него, затем перевел взгляд на белокурую пленницу:

— Хочешь взять ее как жену или как рабыню?

Юноша, не раздумывая, ответил:

— Рабыня мне не нужна.

— Гляди, как бы такая жена в первую ночь не вонзила нож тебе в спину! — фыркнул Ормульв. Но Халльдор сделал вид, будто не услышал его слова.

— Что ж, — проговорил Эйвинд, глядя на младшего брата, — проси, чтобы кто-нибудь назвал своей сестрой или дочерью словенскую девушку и дал ей новое имя. Ему и заплатишь свадебный выкуп, когда соберешь его, как положено.

Когда довольный решением Халльдор ушел, конунг повернулся к побратиму:

— Хорошо бы стребовать выкуп побольше. Чтобы у обоих было время подумать.

 

Все, что было добыто в походе, выносили из трюма на берег — морскому коню нужен отдых, но перед этим следовало освободить его от груза. Раскладывали на холстинах легкие теплые меха: лисьи, куньи, беличьи; выносили свернутые ткани, кожаные тюки, лен и пеньку, скатывали по мосткам бочонки с солониной, зерном и медом, с особым бережением выкатили пару бочек с дорогим заморским вином. Позже придет конунг со старшими, все пересчитают да определят, что пойдет на обмен или продажу, а что пригодится в хозяйстве или станет наградой тем, кто на этот раз проявил больше доблести и отваги.

Ближе к ночи с опустевшего корабля убрали мачту и вынесли на берег вырезанного из дерева дракона, грозно глядевшего с форштевня в чужих краях. До следующего плавания дубовая лодья простоит в корабельном сарае — недолго, ибо впереди было лето, время морских походов к дальним берегам.

 

В надвигающихся сумерках остров казался словенским девчонкам вершиной Железной горы, восставшей из кромешной тьмы Исподнего мира. Куда ни глянь — черные скалы да валуны, похожие на головы великанов, камни, покрытые пятнами лишайника да птичьими отметинами. Не радуют глаз зеленые поля, не видно густых лесов, а глаза поднимешь — сквозь вечерний туман белеет холодный склон: снег, поди, не тает на нем даже летом. И за крепким частоколом темнеют покатые крыши домов — все чужое, незнакомое, страшное.