– Как это? – удивилась она. – Я буду жить с родителями и братьями.

– Конечно, и ты тоже вырастешь, будешь большая и красивая. Я непременно увезу тебя с собой, – Олгасий бережно держал ее за плечи.

– Куда мы поедем? – Асия доверчиво смотрела на него широко открытыми глазами.

– Еще не знаю, но вернусь из похода непременно с подарками, молодой скиф мечтает о большой и удачной военной экспедиции, прикрыв веки и опустившись на корточки.

Девочка присела рядом, касаясь сбоку его торса своей спиной, голову склонила к плечу.

– Мне привези красные сафьяновые сапожки с узкими носками и маленькими, плоскими каблучками, такие, как у нашей княжны Каллиопы, а брату небольшой меч. Он все время бегает за мной, и чуть что не по нему, заступается за меня, говорит, что вырастет и будет меня защищать.

– Хорошо, будут тебе алые сапожки, а брату подарю настоящий акинак с посеребренной рукояткой.

– Как он будет рад, – девочка прильнула к нему и крепко обняла за шею. – Только ты быстрее возвращайся!

– О, обязательно, а ночью мы бы скакали по степи до нашей заветной дубовой рощи. Я бы служил у царя в Новом городе. Хочу все самое лучшее, что только есть на этом свете, дать тебе.

– Такое, может присниться только во сне!

– Сколько нам надо ждать, пока это настанет? – грустила молодая скифянка, – наши мечты нельзя отдавать на откуп времени или морю. Послушай, вчера я молилась на берегу и просила совета у богов. Меня услышал Посейдон*, он бросил к моим ногам вот это, – и она достала из складки плаща древнюю бронзовую монету.

Олгасий поднес ее к глазам и повернулся в сторону полной луны, щедро освещающей холм холодным голубым светом. Он смог разглядеть изображение двух мелко рогатых оленей, устремленных вперед в прыжке с поджатыми ногами, как будто пытающихся быстро скрыться от опасности, а над ними коршуна с огромными когтями. Мужчина потер монету о край бурнуса.

– Никогда не видел таких монет, береги ее, моя находчивая Асия.

Она рассмеялась своим удивительным смехом с неожиданными переливами от дурачества к серьезности.

– Зря трешь монетку, все утро сегодня я чистила ее порошком из светлой глины. Видишь, там вверху – злой ястреб с большими когтями, он устремлен на бедного кулана, вон того, что поменьше. Что сказал мне Посейдон, подарив монетку?

– Это ничего не значит, – засмеялся скиф, – Посейдону нет дела до нас с тобой.

– Не говори так, – испуганно протянув руку к губам любимого, девчушка пыталась приложить палец к его рту в знак молчания. – Боги всегда слышат меня и дают дельные советы. Я разговариваю с ними, как с живыми, они давно посылают мне отцовские советы, боги такие мудрые по части наставлений! И, еще не было ни разу, чтоб моя просьба была оставлена ими безответной. Возможно, эти два кулана – это мы с тобой, а коршун над нами, как злой рок. Как нам победить его?

Ее вопрос, сдается, направлен не столько ему, сколько далекому небу, на которое они смотрят. Или морю, которое они в данный момент не видят, но всегда слышат его умиротворяющий шум.

Птэхрам и освобождение хоры

Истина бытия – это стремление

текучего бытия к Благу.

Платон Афинский

В меняющемся по спирали круге жизни неизменным остается постоянство, та завидная непременность, с которой каждое утро появляется солнце над горизонтом. Чередуются времена, унося с собой старую веру, преображаются и боги, но небесное светило все так же, с завидным постоянством поднимается над горизонтом с востока, для него нет разницы – светило ли оно три с лишним тысячи лет назад или греет землю сейчас.

Глинобитные землянки, крытые тростниковой крышей, а затем хижины из рваного камня без всякого фундамента с южной и восточной стороны у холма укрывали семьи кочевников от осенних дождей и пронизывающих северо-восточных ветров. Скифы, потесненные с севера сарматами в направлении причерноморских степей, дошли до западного побережья понта Эвксинского. Богатая сочными травами степь радостно приютила скотоводов у прекрасного холма вблизи моря, и это место стали называть Птэхрам из-за многочисленных бараньих стад, пришедших вместе с пастухами. Его история типична для Малой Скифии, когда на местах старых скифских зимников, времен, когда еще не была вытоптана лошадьми и овцами густая трава на холме и вблизи него, вырастали мелкие и крупные скотоводческие, а затем и земледельческие поселения. Сеяли пшеницу, ячмень и просо, занимались выращиванием льна и конопли, разводили лошадей, мелкий и крупный рогатый скот. В те дни скифы не могли налюбоваться на прекрасную картину – пасущихся на южных склонах холма баранов, укрытых от холодных ветров. Их семьи разделились: одни растили пшеницу, другие пасли скот, третьи ткали льняные полотна, шили одежды или вязали их из шерсти, четвертые ловили рыбу; зерно было в избытке, и его обменивали на керамическую посуду и металлические изделия. Из высокого, густого камыша, обильно растущего на влажной почве у подножия холма, куда во время штормов иногда доставала морская вода, делали крыши для своих домов. Минули те времена, когда за морем закреплялось название этой территории – Акхаена*, скоро забытое, нет уже давно и богатых бараньих стад; но название этого места сохранилось – Птэхрам, бараний холм.