Пруд у подножия холма сверкает в утренних лучах. Из мутной воды торчат валуны – вылитые бегемоты (много лет спустя, уже взрослым человеком, я видел бегемотов в национальном зоопарке в Нью-Дели), только не фыркают. С течением времени стены разрушались и огромные камни скатывались в пруд. На поверхности в блестках солнца плавают лотосы и лилии, буйволица хватает листья зубами и жует, от ее морды по воде клином расходится рябь. Солнце поднимается все выше – над буйволицей, над отцом, надо мной и над всем миром.

Представляете, порой я скучаю по родным местам.

Однако вернемся к плакату.

Решительно отвергаю красно-коричневые сандалии – вот! В жизни не носил. Только полицейский мог додуматься до такой приметы.

«Голубая клетчатая рубашка, оранжевые штаны» – охотно бы отрекся, да не могу, здесь, к сожалению, все верно. Именно такие шмотки почему-то по душе слугам. А утром того дня, когда напечатали плакат, я был еще слуга. (К вечеру же, как только обрел свободу, сразу переоделся!)

Одна фраза на плакате меня просто бесит – сейчас поясню, чем именно.

Вот она, эта фраза:

Господин Викрам Хальваи, рикша, – спасибо тебе! Ты был бедняк, но честь и достоинство неизменно пребывали с тобой. Если бы не твое воспитание – я бы не сидел сейчас здесь, под этой вот люстрой.

Возвращаясь днем из школы, я специально проходил мимо чайной – только бы увидеть тебя. Центр нашей деревни – вот что такое чайная. Здесь ровно в полдень останавливается автобус из Га я (ну разве опоздает часика на полтора-два), здесь полицейские оставляют свой джип, когда потрошат кого-нибудь из жителей. Перед самым закатом мужчина на велосипеде троекратно объезжает вокруг чайной, громко звоня в колокольчик. К велосипеду приделан лист картона с афишей порнофильма – без кинозала, сэр, традиционная индийская деревня уже не деревня, а так… Киношка на том берегу реки показывает такие фильмы каждый вечер, продолжительность сеанса два с половиной часа, названия вроде «Настоящий мужчина», или «Открываем ее дневник», или «Дядюшка постарался», роли исполняют золотоволосые дамы из Америки или незамужние женщины из Гонконга, – я так предполагаю, господин Премьер, ведь я так ни разу и не сходил с парнями на порнофильм!

Череда повозок выстроилась перед чайной: рикши ждут, когда прибудет автобус с пассажирами.

Рикшам не разрешается занимать пластиковые стулья – это для клиентов, – и они, скрючившись, сидят на корточках вдоль стены воплощением униженности и покорности, столь характерных для слуг в любой части Индии. Отец никогда не садился на корточки, я хорошо это помню. Он всегда стоит прямо – сколько бы ждать ни пришлось. По пояс голый, один-одинешенек, он задумчиво пьет чай.

Трубит автомобиль.

Свиньи и бродячие собаки кидаются врассыпную, чайную накрывает облако пыли, на зубах скрипит песок, несет свиным навозом. Перед заведением тормозит большая машина марки «Амбассадор». Отец отставляет свою чашку и отходит в сторонку.

Дверь «Амбассадора» распахивается, появляется мужчина с блокнотом. Завсегдатаи чайной не прерывают трапезу, прочие – вот вроде моего отца – выстраиваются в шеренгу.

Человек с блокнотом – это не сам Буйвол. Это его помощник.

Второй мужчина – плотный, смуглый, суроволицый, с лысой головой, изрытой оспинами, – остается в машине. В руке у него зажат пистолет.

Это и есть Буйвол.

Он один из богачей Лаксмангарха. Всего богачей четверо, и каждый заработал свое прозвище в соответствии со склонностями. Ведь алчность проявляется по-разному.