С тех пор как У Фэнь и Цзинь Лань завели любовников, Ван Чуньшэнь в их глазах сделался чем-то ненужным. Ему они тоже стали противны, а когда без женщины становилось невмоготу, Ван отправлялся в публичный дом. Тамошние красотки были приветливы и обходительны, услуживали как надо и не проявляли норова.
Узнав, что муж шляется по борделям, У Фэнь и Цзинь Лань воспылали гневом и решили соединить усилия, чтобы деньги от постоялого двора текли мимо кошелька Ван Чуньшэня, осушив тем самым источник его радости. Кроме того, в отношениях с Ба Инем и Ди Ишэном женщины совсем перестали таиться. На глазах у мужа У Фэнь выстукивала спину Ба Иню, а Цзинь Лань чистила Ди Ишэну уши.
С того времени Ван Чуньшэню опротивел постоялый двор. И вот тут как раз в позапрошлом году, в управе округа Биньцзян, резиденции окружного правителя, как заведено, в начале лета отбраковывали лошадей. Старых и больных коней из управы удаляли, что называлось «отпустить на выпас». И кто бы мог подумать, что отбраковка лошадей в тот год невольно откроет Ван Чуньшэню новые горизонты. Кони в управе, как наложницы во дворце, все были фактурные и видные, без изъянов, поэтому «отпускаемые на выпас» кони шли нарасхват. Ван Чуньшэнь был знаком с Юй Цинсю, подручной повара в окружной управе, и та сообщила, что есть один конь, молодой, сильный, трудолюбивый; лишь из-за своего черного окраса никак не попадает в упряжку на выезды правителя, а служки тоже не решаются возить на нем дрова, поэтому его кормят, считай, впустую и теперь вот хотят от него избавиться. Может быть, такой конь пригодится на постоялом дворе?
Ван Чуньшэнь как раз размышлял, каким бы промыслом ему еще заняться. Он обсудил вопрос с женами, и те с радостью одобрили покупку – ведь пока муж занимается извозом, постоялый двор будет в их полном распоряжении.
Этот черной масти жеребец был высоким и внушительным, шерсть у него лоснилась, жаль лишь, что на крупе стояло круглое клеймо – все лошади, попадавшие в управу, клеймились. И эта отметина, сколь бы почетной она ни была, все равно оставалась шрамом.
Ван Чуньшэнь занялся извозом. Ему нравилось ездить на Пристань и в Новый город, там все выглядело на заморский лад, да и спрос на работу извозчика был больше. В полдень он где-нибудь на улице перебивался парой пирожков или чашкой лапши. Вечером проезжал на повозке по длинному Пограничному проспекту, возвращался в Фуцзядянь и больше всего мечтал о горячем супе и горячей воде. Однако если жены были не в настроении, то ему приходилось довольствоваться лишь холодным рисом. Если бы он не скучал по Цзибао, то не желал бы больше переступать порог этого дома. Ему все сильнее казалось, что в собственной семье он превращается в «отпущенного на выпас» коня, а вот причины своей никчемности Ван Чуньшэнь понять не мог. Хотел бы он напустить на себя вид хозяина, но странное дело – стоило ему ступить в свой дом, как он чувствовал себя слугой: что ему велели делать, то и делал.
Поскольку из Маньчжурии приехал Ба Инь, этим вечером и Ван Чуньшэню заодно перепало милостей, ужин был знатный. Баранина, тушенная с морковью, лапша с жирной грудинкой, а еще масляные лепешки с луком – и на долю Ван Чуньшэня всего досталось. Когда он на корточках перед очагом уплетал яства, то услышал, как из комнаты У Фэнь донесся кашель Ба Иня. Ван подумал: «Твою мать, неужели его так шлюха ухайдакала?»
Торговля телом
Семейная лавка Ди Фангуй находилась на Пристани, на 2-й Диагональной улице, и ее облюбовали вороны. Во-первых, перед входом росли два коренастых вяза, на которых птицам было удобно сидеть. Во-вторых, лавка торговала зерном. Запах злаков безусловно был для воронов соблазнительным.