Белая ночь навязчива и бесцеремонна. От неё невозможно спрятаться и укрыться: она нахально вторгается в жилища через затемнённые окна, проникая сквозь любые светоотражатели и тяжёлые шторы, заполняя своим прозрачным телом всё имеющееся пространство. Её не смущают ни закрытые двери, ни раздвижные ширмы, ни перегородки, остановить её способен только спешащий июль, с приходом которого на небо вновь вернутся разноцветные звёзды, а в жилищах снова поселится обсидиановый полумрак, полный сладкой дрёмы и волшебных снов. В отличие от июльской ночи, посылающей глубокие и дивные сны, белая ночь трагически бессонна, к тому же очень плохой и непрошеный собеседник. Беспричинная тревога и болезненная усталость – это всё, чем она способна одарить страдальца, злокозненно лишённого сна и покоя.

Мне не раз приходилось встречать восторженные суждения о её утончённой красоте, призывные посылы и славословия в её адрес. Я абсолютно уверен, что эти люди некогда были услышаны бледной обольстительницей, раз она, самонадеянно уверившись в своей привлекательности и исключительности, стремится войти в каждый дом и познакомиться с каждым. Любящие её редкие счастливцы будут торжествовать и праздновать, а те, кому белая ночь совсем не по душе, будут вынуждены терпеть эту гостью до конца июня, когда она, слабеющая и уже не столь назойливо велеречивая, покорно передаст свою бессонную светоносную суть заждавшимся настоящего дела уличным фонарям.

Наверное любой человек может быть сравним с героем Александра Беляева, Ихтиандром, по способности обитать в двух мирах сразу: внутреннем и внешнем.

Когда в последнем случается удушливая социальная атмосфера или засквозит враждебный холодок межличностной неприязни, то всегда можно укрыться в спасительный первый мир, где климатические условия существования человек себе выбирает сам. Этот мир способен противостоять сторонним влияниям и совершенно непроницаем для зловещих предписаний судьбы. Здесь отсутствует шкала времени и царит необыкновенное безмолвие, поскольку язык души в своей природе не содержит звуков.

Но человек упрямо ищет для себя состоятельности и счастья во внешнем мире, хотя фактор времени неизбежно сводит на нет все его внешние обретения. Во внутреннем же мире не существует времени и не действует закон причинности, когда следствие способно отменять любое твоё достижение. Одна лишь незадача мира, спрятанного внутри: знать и понимать, что такое счастье и абсолютная невозможность им поделиться.

«…когда Маурисио Вавилонья стал её преследовать, как призрак, который только ею различался в толпе, она поняла, что жёлтые бабочки почему-то всегда при нём. Маурисио Вавилонья мог быть среди публики на концертах, в кино, в церкви, и ей не надо было искать его взглядом, потому что над ним всегда кружились бабочки». А разумные люди отмахивались от этих назойливых насекомых, считая их вестниками несчастья, словно догадывались о судьбе самого Маурисио, отмеченного ликующим карнавалом желтокрылых однодневок. Почему порхающие красавицы избирали влюблённых – так осталось тайной кудесника Маркеса, но можно предположить, что последние, как и сами бабочки, способны жить лишь одним днём и им ничего не нужно кроме красоты и веселья ликующего карнавала. Однако в колоде слов и значений от великого романиста, «любовь» и «несчастье» расположены друг за другом, и оба они не имеют в своей основе ни прочности, ни глубины. Хотя, наверное, это и неудивительно, и правы те, кто отмахивался от навязчивых однодневок. Ибо прочность и глубину имеет только то, что не может быть выражено словом или ярким малопонятным символом.