– Луи Бланшар, – отстранилась я, – у тебя Доминик.

– Я держу, – он уткнулся в мои волосы и глубоко вдохнул. – Я даже не разрешал себе мечтать об этом, – мурлыкал муж, – как я соскучился по вкусу твоей кожи.

– Нет, Вашество, только не это, – раздался сзади голос Мигизи, – даже вчерашнее ваше псевдогеройство меркнет с той ошибкой, которую вы совершаете!

Я отошла от Луи и обернулась. Друг замер на пороге и смотрел на нас с осуждением.

– Что случилось? – тихо спросила я. – Ты чего раскричался?

– Вы его опять простили? – умоляющее смотрел на меня Мигизи.

– Извини, индеец, тебя не спросили, – съязвил ему Луи.

– Прекратите, – строго сказала я. – Мигизи, это мой муж и он будет вести все дела в компании от моего имени.

– Нет! – воскликнул друг, вытаращившись на меня, – это плохая шутка! Несмешная абсолютно! Нет!

– Сядьте и спокойно поговорите, – уговаривала их я.

– Я ни о чём не буду с ним говорить! Нет!

– Придётся, – спокойно сказал Луи.

– Нет! – повторил Мигизи, расхаживая из стороны в сторону.

– Индеец, не упрямься, я в бизнесе понимаю больше, чем ты.

– Я даже близко тебя не допущу до бумаг! – Мигизи тыкнул пальцем в Луи.

– Друг, – я остановила его, – Луи, правда, отличный управленец, и ты это знаешь.

– Нет, – он покачал головой, затихая, – нет.

– Да, – кивнула я.

– Вашество, заберите сына.

– Не поняла.

– Я поговорю и всё объясню вашему мужу, – спокойно сказал индеец, – заберите сына.

– Хорошо, – насторожилась я, выполняя указания.

– Забрали? – пробормотал себе под нос Мигизи. – Отошли… Угу…

Я взглянула на Доминика, который медленно моргал, засыпая, как вдруг услышала глухой удар и звук падающего стула. Малыш вздрогнул, широко открыв глаза и вытянув ручки вперёд.

– Т-ш-ш…

– Это тебе за детский дом и мои рестораны, – со злостью выпалил Мигизи.

Луи лежал на полу, вытирая разбитую губу, потом резко подскочил и собирался ответить тем же.

– Как вы мне надоели! – воскликнула я, подходя к ним и выталкивая на улицу.

– Катрин, я сейчас даже словом не обидел индейца, – оправдывался Луи, шагая к двери. – Он псих, ты сама видела!

– Вашество, теперь я готов говорить, я сделал, что должен, – сказал довольный собой Мигизи.

– Вот на улице и поговорите! – я выталкивала их свободной рукой. – И пока не решите все свои проблемы, не возвращайтесь!

– Вашество, там мороз! Мы замёрзнем…

– Вот твоя куртка, – кинула я её в Мигизи, – вот твоё пальто, выметайтесь!

– Катрин, прости. Проклятье, Катрин, выслушай, – умолял Луи, стоя на пороге.

– Вашество, обувь, – Мигизи стоял на холодном крыльце босиком.

– Это твоя, упрямый индеец, – я кидалась в них со всей силой, они изворачивались и пытались поймать летящие ботинки, – и твоя, золотой ребёнок!

– Катрин…

– Видеть больше вас не хочу!

Я захлопнула перед ними дверь.

– Катрин, прости… – постучал в дверь Луи, – я ни при чём.

– Блондин, она остынет, сейчас не трогай, – я услышала их разговор, прислонившись ухом к двери.

– Всё из-за тебя! – выругался муж.

– Сколько прошло с момента примирения? – рассмеялся Мигизи.

– Пять часов, – выдохнул муж.

– Ты неудачник, – дразнил его индеец.

– Замолчи! – рявкнул Луи.

– Она простит, я видел её глаза.

– Думаешь?

– Уверен, сейчас остынет и переживать начнёт.

– Даже не подумаю, – шепнула себе под нос я, стоя на пороге.

– Блондин, – я услышала удаляющийся голос, – так и будешь стоять под дверью? На улице и правда холодно. Пошли…

– Ты куда их отправила? – спросила Нэл, выглядывая в окно.

– Мириться, – хихикнула я.

После обеда все собрались в гостиной. Доминик спал у меня на руках, я обожала рассматривать его и ни на минуту не хотела отпускать. Нэл читала книгу, сидя у окна. Дети играли у ёлки. Мигизи носил из угла в угол младшую дочку, которой не сиделось на месте.