– Здравствуй, Маша, – тихо промолвил он.

– Здравствуй, Сережа,– обронила и она. Голос был глухой и безжизненный. – С приездом тебя. Закончил учебу-то или еще поедешь?

– Закончил, – Сергей опустил чемодан, снял шапку. – Вот, прямо с самолета решил к вам зайти, ты… ничего?

– Зачем спрашиваешь, знаешь ведь, тебе здесь всегда были рады. Раздевайся, проходи, я как раз ужин собиралась готовить, покормлю тебя.

Сергей расстегнул задубевшими пальцами пуговицы на пальто. Прошел в комнату, чистенькую, ухоженную, осмотрелся. Со знакомым добрым прищуром на него глянули глаза Андрея. Подумалось, что, наверное, именно этот снимок выбрали для портрета на памятник. Подойдя к книжной полке, Сергей долго смотрел на фото погибшего командира, тяжело вздохнул.

Вскоре Мария позвала его за стол. Сергей свинтил пробку с вынутой из чемодана бутылки украинской горилки, посмотрел на две рюмки, стоявшие на столе, задумчиво попросил:

– Ты, Маша, дала бы мне граненый, на двести пятьдесят, помню, Андрей из такого любил…

Она вскинула на него переполненные слезами глаза, не проронив ни слова, подала стакан. Сергей наполнил его до краев, до кромки налил и рюмку Марии. Поднял стакан, молча подержал с полминуты на уровне глаз и в один прием, выпил. Закусил долькой селедки, взял кусочек хлеба, да так и замер надолго, держа его в руке. Когда молчание затянулось до невыносимости, неожиданно для самого себя произнес:

– Андрей так и не переучился на Ан-24…

– Не захотел он, – медленно сказала Мария. – Предлагали-то не раз. «Антона» уж сильно любил, да и поздновато ему было крылья менять, к сорока возраст подходил.

– Ребятишки сейчас где? – стараясь разговорить женщину, спросил Сергей.

– К старикам Андрюшиным увезла в Атамановку на зимние каникулы.

– Как учатся? – он вилкой отломил кусок горячей котлеты, положил в рот.

– Ничего, – печально ответила Мария. – Вовка, тот похуже, а Наташа без троек четверть закончила.

– А-а-а… – неопределенно протянул Сергей. Потом взял бутылку, снова наполнил рюмку Марии, столько же налил себе. – Ну, давай, Маша, по второй. Пусть земля будет пухом и Андрею, и Женьке.

Они выпили, Сергей немного поел, Мария же не притронулась почти ни к чему.

– Ты ешь, ешь, Сережа, не стесняйся, – внезапно засуетилась она. – Я уже давно не видела, как оголодавшие мужики едят, насмотрюсь хоть.

– Кусок в горло не лезет, – сказал Сергей, но усилием все же заставил себя дожевать котлету.

После третьего стакана бутылка опустела. Чай пили молча, лишь изредка обменивались малозначительными фразами.

Сергей отодвинул пустую чашку, сурово и прямо посмотрел на Марию:

– Как же так вышло, Маша? Ведь не первый год Андрей за рулем.

– Не первый, а вот… Вышло.

– На дачу-то он чего один поехал? Вроде, всегда вместе вы ездили.

– Напакостили у нас там накануне, стекла на теплице побили камнями, в домике набезобразили, окно выломали. Там и воровать-то особо нечего, самое ценное, что было – черно-белый старенький телевизор «Рассвет». Так и его, вроде, хотели утащить, да уронили, а битый брать не стали.

– Как думаешь, кто мог напакостить?

– Известное дело, кто: деревенские из Ключей. Они там частенько людям подобное устраивают. Рэкет ведь такими делами не занимается.

– А при чем тут рэкет? – не понял Сергей.

– Как причем? Ты уехал, у нас тут такое началось на дачах, что все мужики в очередь туда с ружьями ездили охранять. Где-то в середине августа появляется на щите объявление: «Всем членам кооператива «Авиатор» приготовить по сто тысяч рублей с участка. Деньги поместить вместе со списками сдавших, такого-то числа, в таком-то месте. Не сдавшие пусть пеняют на себя – их дачи будут сожжены!»