Ружье, небритая щека,
Косоворотка в злой горошек
И ремешок поверх пупка.
Он пацанов, до яблок падких,
Дай волю – бил бы наповал.
Он не давал нам яблок сладких,
Да он и кислых не давал.
Орала ором Зостепанна:
– Они опять идут, Иван!
Иван, отвязывай Полкана!..
И на плетень влезал Полкан.
Поганый пес был черной масти.
На черном желтые зрачки
И в желтой пене в желтой пасти
Варились желтые клыки.
А мы орешками плевали,
Но каждый ощущал спиной
И холодок потертой стали,
И зубы с бешеной слюной…
А баба в крике заходилась,
И клушей рыхлой от гнезда,
Вся расшаперевшись, садилась,
Как не садилась никогда,
На старый пень ракиты-вербы
Среди сухих корней-плетней,
И было скверно ей, наверно,
И очень дурно было ей…
Кряхтя, тащился Ваня следом.
Хрипела псина за плетнем.
Мы шли, плюя, к ночным победам,
Не воровать же фрукты днем!
И знали – утром в сельсовете
Поднимет Зойка шум и вой,
Но год стоял две тыщи третий,
А это не 37-ой.
«Мне нравится осень…»
Мне нравится осень.
Спокойно и немо
Над нами висит потемневшее небо.
До дна свою летнюю синь расплескало
И ниже спустилось как будто устало.
Уходят на зорях последние птицы.
В деревне всё реже случайные лица.
Деревня свои поправляет навесы,
И лоси всё чаще приходят из леса,
Молчат в удивленье, качают рогами,
Как будто впервые встречаются с нами…
Мне нравится осень.
Прекрасные сроки!
Прошедшего лета подводим итоги,
Планируем зиму, не мыслим побега,
Живем в ожидании первого снега
В далекой сибирской глухой стороне
С великой заботой о завтрашнем дне.
Тихая охота
Повстречал я его в лесу.
Мужичок, сразу вижу, крепкий!
Он смотрел из-под темной кепки,
Ловко пряча свою красу
За охапкою рыжих листьев —
Мол, попробуй, его возьми!
И достал я с веселым свистом
Нож, наточенный для резни.
Не дразнися красой своею!
Не скрывайся от глаз во мху!
Он не думал, что я сумею,
Он не верил, что я смогу.
А я левой рукою – в мох!
Да и правой еще помог…
Шоколадный был. Боровой!
Заплатил за всё головой.
Утро
Проснулись – осень!
Огненные листья,
Как триста лис, лежали на траве.
Еще три дня – их будет здесь не триста,
А тысяча, пожалуй, или две.
На небесах ни облака, ни дымки,
И так светло, что видно за пять верст
Как на ветвях серебряные льдинки,
Подчеркивая белизну берез,
Блестят, росою наземь опадая.
Свистят крыла, раскачивая высь.
Куда летишь, гогочущая стая!
Повремени,
На миг остановись!
Дай подышать тревожною прохладой,
Пусть эта радость длится без конца —
И бой дроздов в рябинах над оградой,
И звяканье причального кольца,
И шум винта, и пенный след за лодкой,
И в тростниках иконная вода,
И я, идущий легкою походкой
Из тьмы веков неведомо куда.
Суббота
Ольха в косыночке из ситца желтым-желта.
Стряхнула ранняя синица печаль с куста.
Гуляет солнце стороною, и с ветерком
То плесенью пахнёт грибною, то холодком.
Сосед с утра огонь разводит и говорит,
Что вот копна сухая, вроде, а не горит.
Он под копну с сухой ботвою сена гребет,
И зажигалкой фронтовою скребет, скребет.
А ветерок дымком играет и так, и сяк.
А за рекою в небе тает гусей косяк.
И крестовик в тоске махровой ловушку вьет,
И смотрит, как бадьей дубовой журавль бьет
О сруб, дождями побеленный, а сруб гудит,
Что стопка нам под гриб соленый не повредит.
Август
Утро свечкой взошло. Воздух свеж и духмян.
Шмель – заречных просторов седой пилигрим —
Залетел в палисад, все цветы перемял.
Он не просто их лапал, он шлялся по ним.
Вытворял, что хотел!
Волосат и могуч,
В соболях словно князь, он гудел, он урчал!
Несказанно хорош, он светился, как луч,
И не просто светился – тепло излучал.
У соседского клена стекало с плеча,
Он плескался листвой, золотишком сорил,
И петух, острой шпорой о шпору бренча,
Выступал из сеней и за жизнь говорил.