Вкусив все эти творения своих рук, Дима от души откинулся в кресле и непатриотично закурил сигарету от «дяди Сема». Счастливчик, столь же холостой, съев свою порцию русской сметаны и заморского мясного рагу, запрыгнув к другу на колени, стал смачно и деловито умываться.

– Что, братишка мой чернохвостый, каковы на сегодня наши планы? Ты не забыл, что у твоей любимой, доброй и хлебосольной Тоси сегодня день рождения? Только не спрашивай, сколько ей исполняется лет, ты ведь усатый мужик, джентльмен, а потому не будь бестактным и не вздумай просить добавку. К тому же подумай обо мне: девять с лишним кило белого счастья в сумке таскать не очень-то просто, так что имей совесть.

Время до обеда пролетело со световой скоростью. Дима успел лишь пару часов посидеть над своими сказками Оранжевого леса для детей, про пушистика-ёжику и её друга дракошу. Пропылесосил палас; нажатием кнопки попросил стиральную машинку приготовить постельное бельё к ночи; и, главное, помыл кота, уж больно от того пахло сырой землёй с кладбища. Язык для котов, конечно, что для турок баня-хаммам, но помывка гелем раз в неделю для Счастливчика – обязаловка, как баня для солдат-срочников. А потому несчастное Счастье принимало этот ритуал хоть и насуплено, но беспрекословно, безмолвно и, что скрывать, обречённо, при том что гель для котов закончился и заменён был мужским шампунем от перхоти.

К половине первого белый котище, перевязанный опять же белым бантом, уже сидел в сумке и угрюмо ждал своего человеческого брата.

Вызвав такси, Дима первым делом заехал в цветочный магазин и взял уже заранее заказанный горшочек с подснежниками. Затем, помня о маленькой мечте Тоси, зашёл в антикварную лавку, где недавно случайно наткнулся на эту мечту, и, не торгуясь со стареньким весёлым армянином барыгой-антикваром, купил её – маленький, но изумительно солнечный и сочный янтарный браслетик.

Квартира Азриленко приняла его радушно распахнутой дверью, ароматом домашних блюд и сиянием Тосиных глаз, которые ещё больше озарились при виде жёлтой мечты с лёгким ароматом горных нежных цветов. Белоснежный чернохвост с белым бантом, источающий амбре димановского мужского шампуня против перхоти, недовольный и оттого вдвойне независимый, вошёл сам по себе, без поздравлений и сразу же направился на кухню.

В еврейской квартире запахло большой несерьёзностью, Диманами и Счастливчиками. Единственное серьёзное создание в лице именинницы и юбилярши умело руководило сервировкой стола. Изя, в белом фартуке, с изяществом лучшего гарсона в мире (ещё бы, когда рядом на кухне руководит мастер-шеф, королева Тося!) заполнял стол таким обилием блюд, что их хватило бы и на самую бессовестную президентскую чету. Но это были Азриленко, и любили они больше всего на свете своего озорного сыночка Илюшку, несуетливого и надёжного добряка Димана, ну и, конечно, его белое обжористое Счастье, безжалостно «закованное» хозяином в белый бант. Правда, Тося не выдержала такое издевательство и освободила любимого котёнка от этих белых «оков», чему тот несказанно был рад и благодарен. Диму, Илью и кота к столу не подпустили до тех пор, пока тот не прогнулся под тяжестью ошалело пахнувших блюд. Изя, выполнив миссию домашнего официанта, в конце концов, сел на диван вместе с недопущенными к накрытию стола, чтобы так же, как они, усиленно глотать слюни и преданно ждать хозяйку торжества. Слюней было проглочено много, прежде, чем она, изящная и царственная, бережно неся свой восьмимесячный беременный живот, появилась с огромным тортом, уставленным тридцатью горящими свечами, в тушении которых не принимал участия только кот, так как именно он уже усердно поздравлял именинницу поеданием первой порции своего праздничного меню. Все остальные дружно встали и без американского, «мерлинмонроновского» предыханного акцента, но с чувством пропели: