– А разве по пуле нельзя было определить, из чьего она ружья? – недоуменно спросил Стас.

Лена пододвинула к нему тарелку с супом и вздохнула:

– В том-то и дело, что пули-то не было…

– Как это – не было?! – рука с ложкой так и остановилась на полпути ко рту Стаса. – Ты же сама сказала – убили! Навылет, что ли прошла?

– Нет, навлет. Но… до приезда милиции ее кто-то успел выковырять. Ну, а так как охотничий нож у моего отца в крови оказался – он им одежду на раненом разрезал, когда ему первую помощь оказывали, то и списали все на него… Потом говорили, что погибший не столько от выстрела, сколько от того, что его так – ножом, скончался… Отец переживал страшно. Особенно из-за этого. Доказывал всем, что не виноват. Но что – сына министра, что ли, бы посадили?

– А что, на самом деле – это он застрелил?

– Нет, – убежденно замотала головой Лена. – Папа потом, когда пить стал, сказал, что кто-кто, а Соколов тут совсем не при чем, что это все сделал тот, о котором я даже и говорить не хочу…

– Градов?

Лена пристально посмотрела на Стаса:

– Как… Ты и о нем знаешь?

Да, – подтвердил Стас. – Григорий Иванович говорил, что без его участия всех этих бед с Покровкой никак не обошлось. Вот… Гадов! Ты ведь его так, конечно же, называешь?

– Нет, – отрицательно покачала головой Лена.

– Нет? – изумился Стас. – А как же?..

Лена сжала кулачки и тихо, с отвращением произнесла:

– Адов.

Несколько минут они помолчали, потом Лена продолжила:

– Когда папка вернулся из тюрьмы, он тоже долго не пил. Сам стал лесником, заменил, как он говорил, выбывшего из строя товарища. Работал так, что ему даже орден дали: один на четырех вооруженных браконьеров не побоялся пойти. И вообще они его как огня боялись. За лес наш горой стоял. Такой новый ельник насадил, такую рощицу сделал… И все было хорошо, пока Дескатьчацкий к нему не подъехал…

– Кто? – удивился Стас.

– Ну, Молчацкий. Какая разница – мол или дескать, главное, что он не благородный, как ты говоришь, Чацкий! Между прочим, это Ванька их познакомил. Потом в магазин побежал за вином. Дальше – больше: за водкой. Словом, подпоили отца, и тот, уже сам не видя, что подписывает, поставил подпись с печатью, что лес в нашей округе никакой ценности не представляет. Что никакой беды, если он под затопление попадет, нет. Тут как тут нотариус, он с Якобычацким все время на заднем сидении ездит. И все! Когда отец проспался и понял, что наделал, то, конечно же, спохватился, стал ездить по всем инстанциям, но – поздно. Ну, а когда узнал, что за всем этим Адов стоит, то стал пить так, что, наверное, ничто ему уже не поможет…

– Неужели так-то уж и ничто?

– Ой, Стасик, – всхлипнула Лена. – Мы уж и молимся, и таблетки всякие покупали, и чего только не делаем – все без толку! Все ниже и ниже опускается наш папка… Только и успеваем следить, чтобы он спьяну с собой что не сделал…

– Да… – пробормотал Стас. – Дела тут у вас…

– И с Ванькой сам видел, какая беда. Совсем в этой жадности, как в болоте, на котором раньше ваш дом стоял, утонул. И как теперь его из нее вызволить? Он ведь у нас хороший. И из-за отца вон как страдает, понимает ведь, что в этом горе и часть его вины. И сам давно измениться бы рад, а сделать с собой ничего не может. Я же ведь все это вижу!

Лена вытерла тыльной стороной ладошки слезы и умоляюще посмотрела на Стаса:

– Ты бы не уезжал так сразу, Стасик! Помоги, выручи Ваньку! Придумай что-нибудь, чтобы остаться подольше. И дом чтоб не продавать… Ведь еще и Покровку спасать надо…

Стас, жалея, взглянул на Лену и сокрушенно вздохнул:

– Тут знаешь, какой серьезный повод нужен, чтобы мне хоть какое-то время отказывать Ване?