– Зачем ты привинтил самовар к стене? – сложив руки на груди и закинув ногу на ногу, видимо для более эффектного изображения невозмутимости, спросил Алексей, окончив наблюдение за тем, как я пью воду из умывальника, и затем, как бы извиняясь за свой юмор, добавил. – Я сварил суп.

– Суп картонный, – я сердито улёгся на кровать, закрылся тряпьём и отвернулся лицом к стене.

Давно ещё, наблюдая за поведением людей, я придумал считать для себя, что не отдельные характерные человеческие черты и движения очень метко выхвачены и увеличены писателями, а, напротив, люди за какой-то надобностью ведут себя порой как литературные персонажи. Так я стал забавляться, подмечая в жизни такие литературные моменты и, схватывая их, пытался погрузиться в атмосферу соответствующего произведения, выращивая в своём воображении из выловленного слова или движения, определённого сочетания окружающих предметов или людей, случайной комбинации цветов или звуков хрупкий иллюзорный мир, видоизменяющийся так бурно, что часто процесс этот заканчивался удивительным извращением, созданием вымышленной реальности, противоположной изначальной сущности реконструируемого произведения. Неожиданно возникший в памяти «картонный суп», срезонировав с моим физическим состоянием, мгновенным рывком перенёс меня в атмосферу недавно перечитанного «Матрёнина двора». Редкая книга для нашей дворовой помойки. И если при вхождении в этот мир я воспринимал его с точки зрения повествующего созидателя, то сразу после исчерпания запаса образов, хранившихся в моей памяти и связанных с миром «Матрёнина двора», я перенёсся в тело самой Матрёны. Дальнейшее перехлёстывание и нарастание образов, физическое воспоминание об ударе молотка, естественным образом сросшееся с образом смертоносного поезда, дробящего кости и разрывающего плоть старой Матрёны, и в довершение навязчивый образ колченогой кошки переместили меня обратно в мою комнату, где я нашёл себя отвратительным кентавром, рождённым при столкновении Матрёны, поезда и случайно вплетённой в это столкновение злополучной кошки. Монстр с верхней половиной тела старой женщины и с нижней частью кошачьего тельца лежал в моей комнате и ожидал расправы от рук соседей, отвращение которых заставит тяжёлыми предметами, попавшимися под руку для скорого насилия, изувечить тело монстра, или от рук учёных, познавательный восторг которых исполосует и искромсает ланцетами тело беспомощного уродца. И сквозь этот страх – навязчивое желание, гибрид инстинктов кошки и старухи – варить, варить, варить картонный суп, суп с мышами.