– Как я и предполагала, ты задала этот вопрос, – утвердительно кивнула Матильда. – И глядя на тебя, я думаю, что вы похожи.

– Похожи? – жадно подалась я вперед, не в силах скрыть эмоций. Фото своей покойной матери я не видела ни разу в жизни.

– Не внешне. Внешне ты почти полная копия отца. Черты лица, волосы, фигура, даже манера говорить и взгляд – ты пошла в его породу, - заметила Матильда.

Я знала, что похожа на них. Отлично это знала, но меня это всегда лишь раздражало. Я хотела, чтобы во мне было хоть что-то от моей мамы. Хоть я и считала себя прагматичной реалисткой, но в глубине душе наивно ждала, что Матильда, увидев меня, скажет что-то вроде: «О, Настя, ты – копия матери!» или хотя бы: «Настенька, твои глаза – словно глаза Кати!». Я надеялась, что Матильда уловт хоть какую-то схожесть между нами: рост, походка, голос… Но она не увидела этого. И я в очередной раз поняла, что мои мечты глупы. Это лишь отголоски ребенка, ждущего свою мать, и только. В нашей жизни должны быть только цели. Мысли о чуде – нож из облаков, который мы сами себе вгоняем под ребра.

– В чем вы видите наше сходство? – все же спросила я тогда, попытавшись взять себя в руки.

– Думаю, характером, – отозвалась крестная, помешивая ложечкой кофе в фарфоровой белоснежной чашечке. – Она… была стойкой и уверенной женщиной. Знающей себе цену и смелой.

Внутри меня вдруг разлилось тепло – никогда никто не говорил о моей маме хорошо. И каждое слово Матильды я готова была впитывать, как губка воду.

– А она была… доброй? – спросила я вдруг с непонятной откуда взявшейся нежностью. Мысль о том, что мы похожи – пусть не внешне – все-таки грела меня. Сложно сказать, почему это вообще пришло мне в голову. Иногда тот самый внутренний ребенок побеждал.

Матильда едва заметно выдохнула и тут же сделала глоток кофе.

– Мы все добрые. В какой-то степени, – сказала она снеожиданной усмешкой и скользнула взглядом вправо. – О, тирамису.

И правда, в этот момент к нам подплыл официант с подносом и аккуратно расставил перед каждой из нас тарелочки с итальянскими многослойными пирожными, припудренными какао-порошком.

Наслаждались им мы молча, хотя я была готова накинуться на Матильду с дальнейшими вопросами – их было огромное множество. Матильда, словно не понимая этого с наслаждением отламывала кусочек за кусочком и медленно жевала, когда как я уничтожила его чуть ли не за две минуты. Если честно, такого вкусного тирамису я давно не ела. Все-таки есть плюс в дорогих местечках – хорошая кухня.

Когда Матильда отложила в сторону ложечку, она мельком глянула на часы на правом запястье – большие, круглые, красивые и явно дорогие.

– Мне уже пора, через час у меня совещание с губернатором – произнесла она, и я едва не взвыла от разочарования. Но она продолжила:

– Думаю, мы еще встретимся. Ты не против?

Естественно, я была не против, только обеими руками за! Эта женщина, которая объявила меня своей крестной, знала мою мать. Естественно, я должна была встретиться с ней вновь. Я хотела, чтобы Матильда рассказала о ней все, что знала!

– Я очень хочу с вами встретиться, – твердо сказала я.

– Договорились, Настя. Когда у меня будет свободное время, я позвоню. У тебя теперь есть номер моего мобильного телефона. Если что-то случится – набери. Со мной порой бывает сложно связаться, поэтому звони несколько раз или пиши сообщения. Поняла?

– Да, поняла. Мы точно встретимся? – вдруг спросила я на всякий случай. На миг во мне появилось чувство, которое бывает у испуганных маленьких девочек и мальчиков, когда их мамы оставляют их и куда-то уходят, обещая вернуться. Я боялась, что мы больше не увидимся.