Минусов приподнял брови и демонстративно отвернулся.

– Вы очень и очень невоспитанный человек, – пробормотал он.

– Воспитанность здесь совершенно ни при чём! – возразил Швед. – Впрочем, если желаете, но только в трёх словах, не больше. Надо убрать из конституции, из статьи тринадцать, пункт о том, что в России запрещена идеология! Этого достаточно. И сделать идеологию социалистической!

– То, что Россия таковым государством по сути и, к сожалению, является, это, я думаю, понятно и так, – возразил Минусов. – Но хорошо, хорошо! Как скажете, пусть так – и что же будет?

Швед усмехнулся вновь, но как-то не по-доброму.

– Счастье будет. И развитие будет! И чтоб в Бога все верили!

И Швед хлопнул кулаком по столу так неожиданно, что Минусов даже подскочил на стуле, а Престольский, напротив, замер. Для чего Александр Ильич так поступил, зачем ему нужен был такой жест в эту минуту, он и сам ответить не мог. В нём просто вдруг проснулась какая-то тяга к кривлянию, как у пьяного. Чтобы чем-нибудь взять, да и удивить. И удивить так, чтобы страшно стало. Чтобы, может быть, за сумасшедшего даже приняли. И отчасти Швед этого добился.

– Так, Лёня, почему ты не предупредил, что я буду иметь дело с психически неуравновешенными людьми?.. Верьте в кого хотите! Нет-нет, дело ваше!

Минусов принялся подниматься, и на этот раз, кажется, действительно решил уйти.

– Саша, ты опять за старое?! – укоризненно простонал Престольский.

А Минусов в это время уже покидал кафе «Адам». За ним, что-то крича вслед, бежал Лёня Ангельский. За столиком остался один только Швед.

Он довольно взъерошил себе волосы и поставил локти на стол. Он ещё не совсем понял, что значила последняя сцена.

Молодой человек с книгой, на которого обратил внимание Швед, кажется, тоже намеревался уходить. Он уже расплатился по счёту, хотя его спутница так и не появилась. И тут случилось странное, после чего Александр Ильич до самого вечера ходил и, недоумевая, спрашивал себя: «Как же это так? Как это так может быть? Почему и зачем?»

Молодой человек поднялся из-за столика, и только тут Швед увидел, что тот одет во всё женское: красный обтягивающий свитер, джинсы с блёстками возле карманов, красные остроносые сапоги на тонком каблуке. Пока Александр Ильич во все глаза смотрел на столь неожиданный финал, молодой человек убрал в небольшую дамскую сумку книгу, лёгким движением сдёрнул розовую курточку со стула и накинул её на себя. Таким образом собравшись, он не спеша, слегка даже вульгарной походкой направился к выходу.

Швед очнулся, когда официантка, низенькая девушка с пережжёнными светлыми волосами, спросила:

– Вы как счёт оплачивать будете: наличными или картой?

До Александра Ильича только теперь дошёл смысл трюка, проделанного Минусовым и Престольским. И хотя сумма была невелика, даже она внушительно била по истощённому бюджету Шведа. Он злобно посмотрел в сторону выхода, где уже никого не было, и неохотно ответил:

– Наличными.

В небольшую кухню, впрочем со вкусом и по моде обставленную, через лёгкие тюлевые занавески лился свежий утренний свет. В углу над столом, стоя на кронштейне, будто оратор на трибуне, на полную громкость гремел телевизор. С экрана чисто выбритый и с залакированными до блеска волосами репортёр с упоением рассказывал историю появления козла в дальневосточном сафари-парке. Репортёр делился предположениями и выдвигал версии, почему тигр, который должен был пообедать рогатым, отказался это делать и даже якобы подружился с ним.

– Хочу напомнить телезрителям, – восторженно вещал репортёр, – что козёл Артур – так его прозвали работники парка, в честь смелого короля бриттов – не только не позволил себя съесть тигру Байкалу, но даже на первых порах дал отпор свирепому хищнику. Поняв, что с добычей будет не так просто справиться, да и, кажется, проявив уважение к смелости парнокопытного, Байкал не только оставил несостоявшееся обеденное блюдо в покое, но затем даже подружился с ним. Теперь этот феномен изучают многие учёные со всего мира, отдавая должное столь фантастической и невероятной истории.