Иржи жил в старом доме.
А крумлеки соблюдали равновесие.
Крумлеки соблюдали равновесие.
А Иржи…
Иржи накрепко запирал одни двери.
А крумлеки открывали другие.
В этом весь смысл:
В старом доме Иржи было двадцать три двери.
И когда одна дверь закрывалась,
Другая должна была открыться.
Тьюкуррпа восьмая
Про чай мудрости
Давно это было.
Так давно, что уже и не вспомнит никто.
А если и вспомнит, то тут же забудет.
А если не забудет, запутается в деталях.
Или промолчит.
Мудрость всегда молчит,
А глупость разговаривает.
Глупость разговаривает
И рассказывает разные истории.
О мудрости.
Но это было очень давно:
Тогда белые носороги топтали землю,
Города росли из болот,
Трава была мудрой,
А деревья —
Деревья всё знали
Про добро и про зло,
Про времена года,
Про имена разных тварей.
И были большими.
Вот как давно это было.
Радужные шаманы жили на радуге.
Их было много.
Двое.
Но всегда – много.
Но одновременно не больше двух.
Они были братья.
Или сестры.
Или друзья.
Или мужья и жены.
Или родители.
Или дети.
Близнецы.
Они были!
Они носились по радуге:
Влево и вправо,
Вверх и вниз,
Вперёд и назад.
Во все стороны света носились они
На радужных зверях.
И считали:
Капли дождя считали,
Ветки считали,
Птиц и каждое птичее пёрышко.
Они любили считать
До двух.
Потому что их было двое,
Но много.
Потому что их было много, но двое.
И мир вокруг.
Такой большой.
Так много большого мира.
И один маленький Боссе.
Шаманы подглядывали за Боссе.
В окна его подглядывали,
В двери.
В печную трубу.
Заглядывали в его большой чайник.
Очень им хотелось, чтобы Боссе
Стал мудрым.
А он ходил по миру.
И смеялся.
И разговаривал.
Со всеми разговаривал:
С камнями и с деревьями,
С водой и с глиной.
С зверями и птицами.
Шаманы подсыпали в большой чайник Боссе
Чай мудрости.
Они думали: Боссе выпьет чай
И станет самым мудрым.
И начнёт мудро молчать,
Много думать начнёт.
О мире.
О радуге.
И всех посчитает.
Но Боссе делился чаем со всеми вокруг.
И все становились очень мудрыми.
А Боссе ходил по миру.
Боссе смеялся.
И разговаривал.
Тьюкуррпа девятая
Про путешествие
Однажды Йоста устарел.
Везде.
В деревне устарел
И в городе.
На работе устарел
И дома.
Ему сказали:
«Йоста!
Уходи, Йоста.
Ты нам не нравишься.
Ты совсем устарел.
У нас есть провода и антенны,
У нас есть диоды и экраны,
У нас есть программы и приложения.
А ты уходи, Йоста.
И живи где-нибудь ещё».
У Йосты были пальцы как у птицы,
И колени как у птицы,
И бёдра как у птицы.
У Йосты было два глаза
И две руки.
Голова, шея, плечи – всё на месте.
Но проводов и антенн не было.
Диодов и экранов не было.
Программ и приложений у него не было.
Поэтому он ушёл.
Взял сумку, лыжи взял,
Блокнот и точилку для карандашей,
Старый будильник и самокат.
Подушку.
Всё своё взял, ничего чужого.
Всё своё взял и упрятал в дорожную шляпу.
Ушёл.
Путешествовать.
Устаревший Йоста с птичьими ногами
Ушёл путешествовать.
И встретил там…
И увидел…
И добрался до самого…
А все остались.
Мигать диодами остались,
Трогать друг друга проводками-усиками,
Мерцать экранами.
Быстро-быстро.
Почти как на самом деле.
Без Йосты.
Тьюкуррпа десятая
Про снег
Зимой была зима.
А летом было лето.
Всё шло своим чередом:
Дни за днями,
Часы за часами,
Минуты за минутами.
Когда было ветрено – дул ветер.
Когда было дождливо – шёл дождь.
Всё остальное время
Светило солнце.
Или луна.
Но луна тоже была солнце.
Только маленькое —
С карманное зеркальце ростом,
С его отражение,
Не больше.
Иногда задувало снег.
На всю землю задувало снег.
Тогда Боссе вздыхал
И шёл закрывать входную дверь.
Он подбирал снег с земли,
Делал из него варенье
И закатывал в банки.
Потом шёл к Соседям,
Стучался к ним в окна
И говорил:
«Снег пошёл!»
Или
«У меня дома пошёл снег»
Или просто
«Смотрите, зима!».