Боря сидел, глядел в огонь и мечтал, как идет он по городу, в спецовке идет такой, синей, грубой, заляпанной краской (он видел таких людей на улицах), на ногах у него тяжелые грязные ботинки, а навстречу – отец… В своем любимом светлом костюме, с бабочкой, в руках цветы (с премьеры идет)… И вот они случайно встречаются на улице – главный режиссер театра и маляр-штукатур. Боря с сожалением смотрит на отца (взрослый, сильный, всего сам достигший, не сломленный жизненными испытаниями человек), а отец прячет глаза, отец приходит домой, отец курит сигарету за сигаретой, не спит, бродит по квартире… Ночью у Бори раздается звонок… Или нет, Боря ведь живет в общежитии, там нет телефонов, а, допустим, номер мобильника отец не знает… Ночью кто-то стучит в дверь. Боря открывает. Это отец. Он говорит глухим, растерянным голосом: «Я пришел сказать, что я все понял. Ты прав, я прожил жизнь напрасно…» А Боря ему отвечает: «Извини, но я ничем не могу тебе помочь, ты сам во всем виноват…»

– Да хватит тебе переживать… – вздохнул Саня.

– Александр Арсеньевич, ну как вы не понимаете? – сердито отозвался Боря. – Не могу же я жить на вашем иждивении.

– Перестань, – поморщился Саня. – Прокормим. – И подмигнул безутешному Боре. – Зато, когда станешь великим режиссером кино, мы же гордиться будем, а?

– Я считать все буду, а потом отдам…

– Тьфу! – Саня даже рассердился. – Счетовод!

– Да нет, Борька прав, – покачала головой Юля. – Неловко это как-то… Надо что-то придумать… Слушай, Борь, а ты на почту иди, телеграммы носить!

– А возьмут?

– Да бросьте вы, зачем это нужно! – не согласился Саня.

А из палатки вылез Кукарека в обнимку с рыжим котом Вовы Васильева (Вова расставался с ним только на время занятий в школе) и заявил:

– А чего? Конечно, иди, Боря! Ты же мужчина, а мужчина сам за себя отвечает!

– Живо в палатку, мужчина! – нахмурился Саня. – Завтра не поднять будет, да?

– А если мне надо?

– Коту тоже надо?

– А там темно. Я один боюсь! – И Кукарека, прижимая к груди рыжего, ушел в лес. – У нас Юлька каждое лето работает, – прокричал он из тьмы, – потому что маминой зарплаты не хватает, а на мне к тому же и горит все, как на огне. Что ж делать? Я, как в восьмой перейду, тоже буду летом работать. А Борька что – хуже?

– Вот именно, – подтвердил Боря.

– Ему даже полезно, раз он в кинорежиссеры собирается, – сказала Сане Юля. – Ему жизнь надо очень хорошо знать, а не только книжки читать…

– А книги разве не жизнь? – спросил Саня.

Юля взглянула на него темными своими строгими глазами, улыбнулась и сказала:

– Вы очень хороший… И добрый… Только вы еще совсем ребенок…

От этих слов обидно стало Сане и счастливо, и, чтоб Юля, Боря и Кукарека этого не заметили, он иронически улыбнулся и сообщил Юле, что она сама еще очень юная и глупая особа. А Юля ему ответила, что женщина внутренне взрослеет раньше мужчины, и поэтому внутренне она значительно старше…

– Ну да, – сказал остроумный Саня, – вы мне внутренне в бабушки годитесь, да?

А потом Боря уснул прямо у костра. Лес стоял тихо-тихо.

– Я вас помню, когда вы еще в школе учились… Вы с нами на концерт ходили. Зимой, в пятом классе… Тогда снег шел такой пушистый, мы его ртом ловили, пока Аристотеля на остановке ждали. Мы на конечной договорились встретиться и ехать вместе, а он опаздывал. Мы уже хотели за ним бежать, а тут вы вместе пришли… Помните?

Саня помотал головой.

– Вы были без шапки, весь в снегу, а Аристотель сказал: «Это мой друг Саня, прошу любить и жаловать», а мы сразу стали вас разглядывать… Так интересно было!

– Почему это? – насторожился Саня.