Стиль М. Стрельцова – мягкий, импрессионистичный, как облик самого поэта, эстетика которого рождается из чистоты видения, из непосредственности восприятия того, что изображает художник, из наивной веры в слова, из зачарованности миром. Скупая наглядность слова, сосредоточенность мысли, лаконичная полнота чувств характерны для его поэтической палитры.
Да, именно чувства ищут слова, а не наоборот. Вспоминается его: «тады адно цудоўнасць і жыццё!»
Довольно часто отдельное слово у М. Стрельцова несет нагрузку целой фразы. Слово, как точка, мазок у художников-пуантилистов. Поэт намечает, пунктирует детали, как бы делая мазки, вспомним хотя бы «Бацькаўшчына»:
Из отдельных пунктиров создается целостная картина. Это делает слово в стихе более объемным, вибрирующим. Сам порядок слов организованное пространство для выражения мысли и чувства. А в зазорах между словами, между пунктирами вспыхивает искра. Искра – поэзии.
Михасю Стрельцову свойственна строгая гармоничность, симфоничность построения. Эго стих предельно лапидарен, функционален, в нем нет лишнего. Его классически выдержанные, спокойные, лишенные тональных контрастов стихи, современны, в лучшем смысле слова: современные реакции поэта, сжатость формы и мысли, чистота чувств.
Написала «современные» и вспомнила недавно прочитанный фрагмент немецкого поэта и философа 18 века Новалиса: «Современная вещь говорить не только о себе, она говорить о целом мире, родственном ей, она есть сразу и небо, и подзорная труба, и неподвижная звезда…»
Все творчество М. Стрельцова, не только его поэзия, представляет сокровенный разговор о себе и о сложных изменениях, происходящих с человеком. Настоящая поэзия – это всегда исповедь души.
Поэзия – индивидуальное восприятие действительности. Весь секрет в том, в какой степени личное откровение впитало в себя черты эпохи. Поэзия М. Стрельцова говорить не только о себе, но и о целом мире, родственном ей. Поэт одновременно тождество субъекта и объекта, души и внешнего мира. Он растворяет чужое бытие в собственном бытие, говорит о своем и о важном, значимом для всех. Для него жизнь и мир – неделимы. Для него поэзия, как и для каждого настоящего художника, присутствует повсюду.
Вечная коллизия «я и мир» в его поэзии, как и во всем его творчестве, выявляет единство человека и мира. В этом контексте книга «Мой свете ясный», даже своим название; представляет собой своеобразный поэтический автопортрет.
Все в мире подчинено закону диффузии, взаимопроникновения – все находится во всем: «Все во мне, и я во всем». Но единство человека и мира – не тождественно, оно находится в диалектическом движении:
Время, жизнь наша на земле, свое дело «делает» «не зная жалю». И никому не избежать горечи и груз разочарования. Но и в периоды житейского бездорожья, когда выбор колеблется между «плачем и горьким смехом», поэт не отделяет себя от мира:
Даже тогда, когда, казалось бы, все беды дамокловым мечем, нависли над головой, он смотрит прямо. Вперед:
С годами, с опытом, все чаще, но не легче, человек приходит к согласию с самим собой, с миром. Все чаще человек спасется тем, что грузу разочарований противопоставляет, как каждому действию противодействие – светлая Надежда. В борьбе этих противодействующих сил, на смену разладу приходит согласие с самим собой и с миром. И тогда: