Журналист будто снова ощутил, как с силой летит в кирпичную стену, и спину распарывает зазубренный ржавый штырь. Старое железо, разорвав мышцы, скользнуло по кости, оставив кривую рваную рану. Убийца по инерции качнулся вперед и, не успев затормозить, напоролся ладонью на тот же штырь. Роман скользнул взглядом по широкому лицу без тени интеллекта, задержал взгляд на кистях.

– Это не он, Костик! – голубые глаза Саржина потемнели. – Вы взяли не того!

– С ума сошел?! Мы его над трупом взяли, он этой несчастной глаза выколупывал!

– У него руки целы, мать твою! Руки, Петров! Я же помню, как он той ночью на штырь напоролся!

– Ты себя после той ночи толком вспомнил только спустя неделю в реанимации!! – раздраженно рявкнул опер. – И будешь мне теперь рассказывать?! Он. Был. У. Тела!!! С куклой! И такого порассказал на первом допросе, что у меня волосы дыбом встали. Он, сука, каждую деталь смаковал. А ты ни черта толком не видел в переулке ночью и втираешь, что мы не того взяли?!! – Петров надвигался на Романа, тесня его по коридору.

– Вынь голову из жопы! – взорвался Саржин. – Он полгода водил нас за нос и так глупо попался? – Журналист схватил худощавого опера за грудки – Не веришь мне, сравни детали!!!

Роман почувствовал, как на него наваливаются сзади, заламывают руки, оттаскивают прочь от перекошенного Петрова.

– Тебе голову лечить надо, Саржин! – огрызнулся тот, поправляя рубашку. – Того и гляди, сам маньяком станешь! Ребята, отвезите журналиста домой. И чтоб я тебя по этому делу больше здесь не видел! Придурок!

По дороге домой Романа слегка отпустило. Хотя сопровождающие то и дело косились на него. В парадном окликнула тетка-консьержка.

– А, Ромчик, вернулся. А я слышала, ты в больницу попал. Ну, все ж хорошо?

– Угу, – хмуро буркнул он. Вот только чужого льстивого участия ему сейчас не хватало.

– Тебе тут ключики просили передать. Ирочка, – консьержка сунула в руки Роману желтый конверт. – Она что, уехала куда-то?

– Уехала, – он забрал конверт и пошел к лифту.

Квартира встретила непривычной пустотой. Саржин кинул сумку на полку для обуви. Пробежал глазами пару строчек на пришпиленном к зеркалу блокнотном листке.

Это она ещё много написала. Все послание можно было уместить в три слова: «Все кончено. Прости».

– Ожидаемо, – процедил он, сминая бумажку и проходя на кухню. Посмотрел на бутылку коньяка в шкафчике, саркастически хмыкнул.

Когда в дверь позвонил его непосредственный начальник, Зимин, настропаленный Петровым и компанией, он приканчивал уже вторую чашку кофе, зарывшись в материалы по делу Кукольника.

– Ну? – Роман смерил тяжелым взглядом топчущегося на пороге Зимина. Полноватый невысокий главред «Питерских дворов» добродушно усмехнулся.

– Ты прости, что без приглашения. Не успел тебя из больницы забрать… А тут ребята из убойного позвонили, мол, твой Саржин дебоширит…

Хозяин квартиры нахмурился, до побеления костяшек сжав кулаки, но быстро взял себя в руки.

– Проходи, – тяжело вздохнул он, пропуская свое непосредственное начальство в прихожую. Вытолкать Зимина взашей не позволяли годы дружбы и совместной работы в «Дворах».

К тому же, это он тут такой весь из себя смущенный и вежливый, а в редакции безобидный на вид тюфяк Коля Зимин превращался жесткого сурового главреда, наводящего ужас на всю «Дворовую» журналистскую братию. Кроме, пожалуй, Романа и ещё пары старожилов. Зато своих никогда не подставлял и в беде не бросал. В прошлом военный журналист, побывавший во всех мыслимых и немыслимых горячих точках планеты, пару лет назад Зимин получил должность главреда, остепенился, женился и старался ни в какие авантюры не лезть. Но когда закрутилась история с Кукольником, подключил все свои связи, чтобы Саржин остался в расследовании.