– Проходите, – пригласила хозяйка дома. Журналист шагнул на ступеньку и застыл.

На облупленные перила, прямо перед ним, тяжело запрыгнул здоровенный полосатый кошак. Зевнул во всю пасть, демонстрируя длинные клыки, деловито шевельнул усами.

– Не съест? – усмехнулся Саржин, потянувшись потрепать зверя за ушами. Ялена предупреждающе взмахнула рукой, но Карась дернул обмороженным ухом и ткнулся лобастой башкой в широкую ладонь.

Она почувствовала, как исчезает тугой комок настороженности в груди. Кот, обычно, не жаловавший чужаков, сам вышел к гостю, позволив тому неслыханную вольность.

– Не съест, – почесала зверя под щеками. – Вы ему понравились. В противном случае, просто бы не подошел…

– И цапнуть мог – закончил за неё Роман. – Я видел, вы хотели предупредить. Каюсь, сглупил, когда потянулся к нему.

– Мог, – не стала отрицать она, умолчав о том, что цапнуть кот мог клыками, насквозь. – Идемте в дом. Карась, слезай!

Тишина завораживала. Сырая полупрозрачная пелена глушила звуки, мокрой ватой окутывая все вокруг. Мелкая морось оседала на рассохшихся деревянных перилах и просевшем крыльце. Туман пах морем, которое скрывалось где-то в конце улицы в его белесой мути. Под ноги ночным ветром принесло несколько мокрых листьев, и они беспомощными лоскутами лежали на потертых досках.

Серая дымка, затянувшая улицу, поначалу настораживала, заставляя воображение рисовать расплывчатую высокую фигуру в рванье и безглазые лица.

Как бы он хотел выбросить все это из головы и никогда больше не вспоминать.

Но стоило сырости пробраться ближе к телу, и Роман окончательно проснулся. Раннее утро перестало пугать, разливаясь вокруг запахом мокрых листьев и пожухшей травы.

Неприятности с полицией в первый вечер в Туманном и последующая ночь в камере тоже добавили ему седых волос в бороде. Как ни старался он тогда бодриться, а чувствовал себя паршиво. И Ялена это заметила. Когда они вернулись домой, едва не насильно напоила его какой-то травой, после которой он проспал чуть ли не сутки и был ей за это благодарен.

Вообще старый дом напомнил ему хижину ведьмы из какого-то давно забытого фильма. На кухне висели пучки сухоцветов. Стояли на полках старинные жестянки и склянки со специями, заткнутые широкими пробками. В углу прихожей, за старой вешалкой притаилась самая настоящая метла. И лисы, всюду лисы. Маленькие фигурки рыжих хитрюг прочно обосновались по всему дому. Ялена и сама казалась ему похожей на лисицу.

В кухне на подоконнике и холодильнике, а в прихожей на полках, болтались черепушки неизвестных науке существ – оказалось, хозяйка делает подобную чушь на заказ. На полу лежали шитые из разноцветных лоскутков коврики. Почти вся мебель была переделана под винтаж, и, судя по обилию инструментов, красок, лаков и кусков обивки, валявшихся в большом ящике в прихожей – самой Яленой. Ну и, конечно, кот… Огромный камышовый сибиряк, с тяжелым взглядом исподлобья. Настоящий ведьмин зверь, старавшийся все время быть рядом с хозяйкой.

Осмотревшись, Саржин в шутку спросил её:

– И не страшно вам здесь одной?

Девушка пожала плечами.

– В этом доме мне нечего бояться, – она пристально взглянула на журналиста, добавив: – И вам тоже. Злу сюда хода нет, как и тем, кто желает причинить его обитателям дома.

Хозяйка, как и предупреждал Зимин, оказалась странноватой. Могла замолчать посреди фразы, выпав из реальности, а после вдруг внезапно сказать: «У вас болит рука, последствия недавней травмы. Ибупрофен в верхнем ящике слева». Обычно Ялена оказывалась права, насчет руки в том числе. Роман несколько раз напрямую спрашивал, не медик ли она. Но та лишь отрицательно качала головой и замолкала, не желая продолжать тему. Это раздражало. Все должно иметь объяснение, а в мистику, ведьм и прочую чепуху Саржин не верил. Ладно, не хочет говорить, не надо.