– Конечно, за доверенностью. Не бойся, на сегодня это твоя последняя поездка, потом пойдёшь домой или в травму, как тебе больше нравится. Скажешь, что упал.

– Ничего, что ты упал, главное, чтобы хер стоял! – опять на ура выдал Кольцо.

Все заржали, кроме Кости, тому было не до смеха.

– Чой-то я сегодня в ударе. Так и прёт из меня, – гордо подбоченившись, похвастался Кольцо.

– Давненько мы твоих стихов не слышали. Гоголь ты наш, доморощенный! – посетовал Венц.

Пока парни так хохмили, лифт привёз их на первый этаж.

– Костик, подтянись, пожалуйста, а то ты как пьяный. Неудобно, всё-таки суббота, девять часов утра и уже нажрался в какашку, – увещевая Костика быть примерным мальчиком, Поводырь достал свой носовой платок и, обтерев им лицо терпилы, засунул уже грязный платок ему прямо в штаны. – Давай, давай, вижу, что больно, соберись, баба.

Константину удалось выпрямиться и до машины он доковылял почти нормальным шагом. Его окружали люди не вполне психически здоровые, и поэтому он сумел превозмочь боль и, безропотно им подчинившись, поехал с ними за доверенностями…

– В этот же день машина стала нашей. Бывшего её владельца, лоха и обывателя, после того как он всё подписал, мы высадили на перекрёстке. Больше мы его в тот день не видели, наверное, залез в свою нору и глушит страх галлонами коньяка. Вуаля, мир принадлежит сильным, – закончил свой рассказ довольный Пантелей.

К этому времени они подъехали к своей, так сказать, штаб-квартире. Их логово занимало обширный подвал двадцати пятиэтажного дома. Три месяца назад парни произвели его самозахват и пока никто из администрации УК не чухнулся. Всё тип-топ: местному дворнику дали денег и пригрозили, а всякие смотрители, мастера и директора к ним ещё не являлись. Но даже если бы кто-нибудь и пришёл, отморозков это не пугало. Они хорошо знали, как именно решать подобные проблемы. Жизнью людей правит насилие и алчность. Время завоевателей не прошло, просто слабаков стало больше, и окружающая действительность скисла и свернулась будто просроченное молоко. Их не устраивала мирная жизнь травоядных, поэтому они лепили свою действительность, и делали её такой, какой она представлялась им в их кислотных мечтах.

– Приехали. Надеюсь, спать никто не хочет? – спросил Поводырь.

Вопрос представлялся отнюдь не праздным, так как они уже третьи сутки проводили на ногах. К удивлению непосвященных, раздались бодрые возгласы:

– Не, к чёрту сон!

– Хотим ещё!

Только один из гоп-друзей, снимающий хронику банды Джимбо выразил некоторые сомнения:

– Вы как хотите, а мне нужно часика четыре покемарить. Как у вас сил хватает? Не понимаю.

– Так всю жизнь проспишь, Джимбо. Как только человек останавливается, сразу умирает. Ты об этом разве не знал? – спросил Венц.

– Это я сейчас помру, если не лягу, – широко зевнув, ответил Джимбо.

– Катись. Держи ключи, как проспишься найдёшь нас в «Пузыре», пора нам подкрепиться горячим, – сжалился Поводырь и отстегнув от своего брелока в виде красного глаза с мишенью ключи, передал их оператору.

Джимбо вышел из автомобиля и поплёлся к подвалу. Дверь в подвал располагалась ниже уровня земли и пряталась от любопытных глаз за облицованной бледно-голубой плиткой стенкой, доходившей стоящему рядом с ней человеку до пояса. Спустившись по ступенькам в нишу к подвальной железной двери, Джимбо открыл её самым длинным из полученных им от Поводыря ключей. Затем за первой преградой к желанному отдыху обнаружилась вторая дверь, обитая толстым слоем поролона и обтянутая дерматином. За такой звукоизоляцией его точно никакие посторонние шумы с улицы не побеспокоят. Отперев и её, он вошёл в помещение, пахнущее свежим ремонтом и азиатскими благовониями.